– По правде сказать, я и сам не знаю, сколько мне лет, – улыбаясь, размышлял герой. – Я не понял, как пришел сюда. (Оглянулся, указывая глазами на попутчика.) Мне показалось, что туда и моя дорога. Нет, мы ни о чем не договаривались. Мы даже не друзья! А просто попутчики. Идем вдвоем, но каждый – один.
Однако, понимая это, каждый раз молодой спрашивал старика:
– Куда мы идем?
– Потом… сам узнаешь, – не торопился раскрывать секреты спутник.
«Если я не знаю, куда иду, тогда зачем я иду?» – задавал юноша вопрос себе.
Он не получал привычного ответа ума. А просто чувствовал, улавливал нутром: так надо. По совершенному стечению обстоятельств оказалось важным направляться в ту сторону, куда направлялся молчаливый загадочный проводник.
– Когда я пойму, что дальше не моя дорога, я сверну на другую, и все, – пояснял более разговорчивый герой. – А сейчас нам просто по пути. Но вот незадача, порой гнетет, непонимание, куда иду. И тогда спрашиваю того, кто рядом. А он не отвечает! Говорит, раз иду я, значит, и знать должен я. Странно, не правда ли? Ведь ведет он, а не я.
Они долго так путешествовали. Много людей, но каждый – один. Больше не разговаривали – молчали. Пребывали в собственных раздумьях. Человек искал истину. Каждый шел за своей болью. Иногда казалось, что осталось совсем немного – и откроются ворота блаженства.
Временами путников одолевала навязчивая радость, распирающая изнутри и требующая выхода. Они уже не шли – бежали, сверкая безумными глазами, размахивая руками, пытаясь наполнить весь мир своей пылкостью. Потом накрывало похмелье, в котором не было даже намека на сколь-нибудь приятные события. «Опять мираж», – понимали герои. Наступало отчаянье. Но оно не подкашивало, как раньше. Просто было, и все. Разве можно пугаться того, что знакомо всю жизнь? И все же от осознания недосягаемости мечты становилось бесконечно грустно.
Изредка делали перевал, в котором каждый замирал, казалось, не жил, пережидал – так было тяжело. Никто никому не мог помочь. Они недолго сидели. Не сговариваясь, вставали и брели. Пережидать – не жить. Остановка – не отдых.
Пронизывающая готовность казалась сильнее того, что предстояло испытать. Она учила ничего не бояться. Она звала и требовала пройти то, что мешало жить, вынуждало замирать. Говорила, что вся боль уже испытана. Что хуже только ничего не делать. А идти дорогой собственных страданий – это не хуже. Это просто как всегда.
– Без этой готовности вам нечего туда идти, – включился в разговор независимый старец. Он сказал эту фразу и отключился, словно закончил разговор, не успев его начать.
– Я бы все-таки хотела понять, куда мы идем, – послышался голос женщины. Ее никто раньше не видел. Но она была здесь.
– Здесь нет нас. Здесь каждый – один. Если ты хочешь узнать, куда идешь, то пойми это и произнеси сама, – наконец отозвался главный