– На какой мир, на какую жизнь?
– Жизнь в лучшем, идеальном, небесном мире.
Она широко раскрыла глаза и захохотала так дико, что у меня мороз побежал по спине. Этот хохот напомнил мне её безумный, истерический хохот.
– Что это? Как вы странно смеетесь? – спросил Тоцкий. Даже за человека страшно.
– Ха! ха! ха! Вот господин (и она указала на меня) верит в какую-то иную, лучшую жизнь, в небесном мире…
– Что же тут смешного?! И я верю, и многие, почти все верят. А если бы этой веры не существовало, то и прогресс был бы невозможен.
Она посмотрела на него и ничего не ответила.
– Скажите, пожалуйста, – спросила она. – Мы скоро придем? Ужасно жарко… Даже говорить жарко.
До входа в бастион оставалось не более сотни шагов. Гигинов взял у денщика шинель и вместе с Гутовским и двумя штабными растянули её в виде тента над головой княжны.
– Да от этого ещё более жары!.. – проговорила она. Но всё-таки шла под этим импровизированными зонтом.
В самый бастион она едва поднялась и постоянно обмахивалась платком.
– А, ваше сиятельство! Давненько не изволили к нам жаловать! – встретил её Простоквасов, один из моряков на Малаховом кургане.
– Где у вас тень? Нет ли местечка похолоднее?
– Куда же вас прикажете? В погреб, что ли?
– Вот, вот! – вскричал другой моряк Свалкин. – Сюда! – И он повел всю компанию в восточный угол, где траверзы были выше. – Эй! дать сюда сидеть на чем-нибудь.
И в один миг матросики натащили досок, туров, ядер и устроили отличную гостиную под открытым небом.
– Это, заметьте, мы теперь только пользуемся этим углом по случаю перемирия, а то это самое опасное место… Видите, сколько здесь ям и чугуну…
Княжну усадили в самый угол. Один мичман сделал ей из старой морской карты нечто в роде веера.
– Чего-бы-нибудь теперь напиться похолоднее, – попросила она.
– А вот! Вот! Самое холодное! – подхватил толстый Шульц, явившись неизвестно как и откуда с бутылкой шампанского. – Эй! Сверчук! Льду давай, антихрист.
И Сверчук, низенький косолапый матросик, с огромной курчавой головой, бросился опрометью и мигом притащил несколько кусков льду в черепке от бомбы.
Княжна выпила чуть не целый стакан залпом.
– Уф!.. Теперь можно блаженствовать.
– Как мало нужно для человеческого блаженства, – заметил сентенциозно Тоцкий, похлопывая по земле солдатским шомполом, на который он опирался во время восхождения на курган.
– Да! И вот это-то и обидно, – подхватила княжна, – обидно то, что всякая безделица, малейшее неудобство как только минует… то вслед за ними тотчас же является условное блаженство.
– Да ведь иного вы и не получите, – вмешался Гутовский. – Иного ничего, кроме условного. Все условно и блаженство условно.
– То есть все основано на обмане. Все кажется не таким, какое есть на самом деле. И все зависит от нас, от наших нервов…
Я