когда он воспринимает (какие-либо) вещи в пространстве. В последнем случае, действительно, в чем прав Штумпф, мы
представляем пространство (протяженность, местоположение вещи) вместе с ее окрашенностью и другими «качествами». Образуется некоторое
единое представление (например, о предмете). Но у Канта речь идет о другом: когда в философии мы выходим к пространству как форме чувственности, мы связываем его с некоторым уже абстрактным, так сказать, обобщенным (всеобщим)
представлением (все же
представлением, настаивает Кант, а не
понятием дискурсивной мысли).
[97] Но ведь и подход Штумпфа вполне правомерен, причем не только для психологической, но и для философской, во всяком случае для философско-психологической концепции сознания. Тем более что в разбираемой книге есть множество тонких аналитических находок, которые могут быть по достоинству оценены и теми, кто в
современных философии и психологии занимается темой представлений. К сожалению, здесь нет возможности входить в подобные детали. Но мы продолжим начатый разговор, обратившись к книге, которая считается главным – и высоко оцененным также и у Гуссерля – сочинением Штумпфа, к его «Психологии звука».