– Щенят надо из пипетки молоком теплым кормить по будильнику, – сказала Юка. – Иначе попередохнут. Мне мама не позволит взять. Ей вставать рано…
– Наш утопит, к гадалке не ходи, – сообщили близнецы. – Он Муськиных котят в том году в майку свою завернул, ванну набрал, и того… А майку потом постирал и дальше носит.
– Я возьму, – сказала Леночка. – Я все равно просыпаюсь… к маме. Ей таблетки надо.
– А папа? – тихо спросила Юка.
– Папа, когда трезвый, встает к ней… Но это он редко.
Вася Хохолко снял куртку, они завернули щенков и ушли. Мы с Юкой долго сидели рядом с собаками. Тусклая лампочка болталась на длинном проводе. Мы говорили шепотом. Уходя, мы придвинули маленькие тела щенков прямо к морде их матери. Все трое еще дышали, но на следующий день, когда мы пришли из школы – сразу с автобуса в подвал, не заходя домой, – они были уже окоченелые, совершенно такие же, как вчера, но при этом кардинально изменившиеся – из живого в мертвое. Навсегда. Эта трансформация поразила меня в самое сердце, я несколько минут даже дышал с трудом, мне казалось – я вот-вот пойму что-то ключевое о смерти, поймаю за хвост древнюю темную тайну, уходящую корнями в самую суть мира. Но понимание, мазнув тенью по горизонту сознания, исчезло, оставив грусть и сосущую тоску.
Вскоре пришла Леночка, принесла щенят в плетеной корзинке – те спали, наевшиеся молока, округлившиеся боками, довольные. Лена расплакалась, не решаясь дотронуться до мертвых животных.
– Надо их похоронить, – сказал я.
– И табличку написать с именами, чтобы знать где, и не забыть их, – сказала Юка.
– Да, это очень важно, – отозвалась Леночка, сжимая ручку корзинки. – Очень важно знать, где… И что случилось. И почему…
– Тебя родители не наругали за щенков? – я неловко попытался перевести тему.
– Что ты, – сказала Лена. – Мама так обрадовалась! Мы с ней всю ночь не спали – кормили их, смотрели, говорили про всякое. Она смеялась даже. Почти нормально было, как раньше…
Договорились собраться перед сном на быстрые собачьи похороны все, кроме Леночки. Я родителям сказал, зачем иду, они одобрили, и папа даже дал фонарик и саперную лопатку.
– И это, сына, – сказал он, переглянувшись с мамой, – держитесь кучкой, не разбегайтесь. Вчетвером нормально.
После того как Наташка пропала, все родители нет-нет да и начинали дергаться. Ну, кроме таких, как близнецовый отец прапорщик Хохолко – ему по фигу было.
Юка вылезла в окно, они на первом этаже жили. Свесила ноги, спрыгнула – в длинной куртке поверх фланелевой ночнушки, в резиновых сапогах. В руках у нее был кусок фанеры размером с книжку.
– Мои опять на кухне орут, – зевнула она. – Ругаются и ругаются. Давай быстрее, я одеяло свернула, будто сплю, но мало ли.
Братья Хохолко нас ждали с картонным собачьим гробом. Васька опирался на большую лопату.
– Пошли,