Мартина долго смотрела на Вилла, покусывая губы в нерешительности. Заметив ее внезапную растерянность, Вилл вопросительно поднял бровь.
– Нет, моей младшей дочери нет еще девяти лет, – наконец решившись, сказала Мартина.
Взгляд Вилла изменился, стал острым и жестким, его пальцы больно стиснули ее подбородок.
– Сколько у тебя дочерей, Марти? – резко спросил он.
– Три, – ответила Мартина, понимая, что сейчас на нее может обрушиться сокрушительный гнев Вилла.
– Когда родилась третья?
– В пятый день ноября, – сказала она и по его прищуренным глазам поняла, что он мгновенно сосчитал все сроки.
– И все эти годы ты молчала! – гневно сказал Вилл, оттолкнув Мартину от себя. – Почему?!
Она посмотрела на него так, что по ее взгляду он понял без всяких слов: она не хотела тревожить его. Вилл рассмеялся недобрым смехом, но его гнев на Мартину сразу остыл. До сих пор оберегать чей-то покой было его привычным занятием, и вдруг он обнаружил, что кто-то годами в молчании хранил его собственный покой, – и это была Мартина, которую он меньше всего мог заподозрить в подобной заботливости, – и именно о нем. Смягчившись, он попросил:
– Расскажи мне о ней. Какая она?
– Она… – и Мартина, вызвав в памяти облик младшей дочери, улыбнулась с гордостью и любовью. – Она очень добрая, веселая, никогда не плачет. Она – как солнышко, все освещает своей улыбкой. Большая умница: умеет читать, пишет, знает латынь, бегло говорит на французском. Уже сейчас она очень хорошенькая, а вырастет настоящей красавицей!
– Есть в кого! – усмехнулся Вилл, выразительно посмотрев на Мартину, но та рассмеялась и покачала головой, отрицая собственную заслугу в красоте младшей дочери.
– Она настолько твоя дочь, что в ней с первого взгляда видна кровь Рочестеров!
– И Реджинальд с Клэр, конечно, знают, что она – моя дочь. А Робин? – Вилл глянул на Мартину и, когда та виновато опустила голову, вздохнул: – Всех уговорила молчать! Ты не сказала мне, как назвала нашу дочь.
– Вильямина. В честь тебя, – тихо сказала Мартина, тут же обжегшись о янтарный блеск его глаз.
В наступившем молчании они долго сидели рядом плечом к плечу и пили вино, передавая кубок друг другу.
– Почему же ты отказала мне? – вздохнул Вилл. – Да еще и сбежала! Ты ведь уехала из Шервуда, зная, что беременна, и не сказала мне ни слова!
– Если бы сказала, ты настоял бы на том, чтобы мы обвенчались, – ответила Мартина. – Зная твою волю, я понимала, что не смогу противостоять тебе: ты бы и слушать меня не стал.
– Не пожалела после? – с иронией спросил Вилл.
Она ответила ему спокойным и уверенным взглядом:
– Ни одного дня. Ты ведь ни разу не вспомнил обо мне, ни разу не захотел меня увидеть. Это не упрек, Вилл. Просто я всегда знала, что постоянство – твоя главная добродетель. – Помедлив, она тихо сказала, глядя ему в глаза: – Ты говорил,