– Все, больная, вставайте.
Она деловито садится.
– Пятнадцать, как всегда?
– Сегодня бесплатно, – объявляю я.
– Справедливо. Сегодня было больно.
– По рукоятку всегда больно.
– Ты просто не профессионал.
– Я этого не скрывал. Халтурю, как умею.
– К таким вещам нужно иметь допуск!
– Отчего-то раньше тебя это не беспокоило.
– Я просто ничего не знала.
– Зато наверняка знала другое: в больнице за процедуру берут полтинник, а я прошу всего пятнадцать.
Она фырчит, как оладушка на сковороде, резко поднимается. Разглядев мой новенький палас, хмурится.
– У тебя стало красиво!
Произносится это как обвинение. Должно быть, палас, пытающийся конкурировать с ее несравненной помадой, действительно тревожит гостью.
– Ничего особенного. Обычная второсортная синтетика.
– А это кто? – она тычет пальцем в этюдник. – Та самая?
– Да нет. По телевизору увидел. Наложил кальку, обвел карандашиком, подкрасил.
– Понятно, – она несколько расслабляется. – Что ж, раз с делом покончено, то я… То я вот еще зачем пришла… Мы ведь с тобой расстались, верно?
Я утвердительно киваю.
– Из-за моего мужа, так?
– Из-за него в том числе.
– Испугался, что побьет?
– Все мы чего-нибудь боимся. Ты, к примеру, боишься ставить себе уколы, а я свирепых мужей.
– Хорошо, пусть так. В прошлый раз ты, кажется, говорил, что согласен ответить на любые мои вопросы.
– Я не отказываюсь.
– Вот и ответь. В какой именно из моментов, в какой день и какой час я перестала тебе нравиться? Когда ты встретил эту индюшку? – она вновь кивает в сторону этюдника. – Или, может быть, раньше?
– Это так важно?
– Конечно! – с вызовом подтверждает она. – Пригодится на будущее.
– Ты же замужем, дурочка!
– Все равно. Я свободный человек – как хочу, так и живу!
Что и говорить, Людочка – девочка практичная, и я киваю ей на диван.
– Тогда садись. Правда будет суровой. Ты готова к ней?
Она напряженно стискивает кулачки и кивает.
– Наверное, я плоха в постели, да?
Ей хочется казаться циничной, но таковой она только кажется.
– Садись, – цежу я. – И слушай…
***
Речь мою вряд ли можно назвать цицероновской, но я действительно готов помочь ближнему. Начав издалека – с идей ветреника Эпикура, я легко качусь под уклон, словесным потоком, точно сливочным маслом, смазывая свой путь. Особенно напираю на супружескую верность, упоминаю нюансы, упрочающие брак. Как знать, если бы с подобными нравоучениями выступали перед собственными дочерьми мамаши, возможно, и обиженных судьбой «людмил» было бы на пару порядков меньше. Но ничего подобного этой девоньке в детстве не говорили. Кроме банального, что все мужчины сволочи, что ушки следует держать востро,