– Э-э… – протянул Рей.
– Она – в том, что люди привыкают к смерти и убийству. В ваше время в благополучных странах смерть казалась чем-то необычным. Смертную казнь осуждали. Гибель одного человека представлялась уже трагедией. Если в какой-то стране происходил теракт, все осуждали террористов, ведь что может быть страшнее убийства невинных? Тогда осуждали пытки, старались их запретить, пытками считали даже лишение еды и сна, неудобные условия содержания. После войны все изменилось. Вы видели в нынешних новостях, чтобы кто-нибудь осуждал убийства или пытки?
– Э-э, нет, – промямлил Рей. Ему было неловко признаться, что он и новостей-то не смотрел.
– Вы знаете, долгое время на моей памяти в ЗР ездили молодые бездельники развлекаться охотой на людей. Жителям ЗР, молодым парням и девушкам, платили деньги и они, чтобы помочь семье, соглашались на это. А еще раньше и денег-то не платили, устраивали обычный отстрел, как сафари. Или насиловали. Лишь недавно это запретили, но и сейчас еще, подпольно… Не только это. Смертная казнь существует в мире везде и применяется без ограничений. Пытки не считаются чем-то предосудительным, наоборот, в новостях одобряют полицейских, которые бьют задержанных. Считают таких полицейских героями. Вы не заметили этого?
– Я, честно говоря, не очень следил…
– Люди озверели от войны. Но война лишь проявила то, что и было в натуре каждого человека. Теперь это стараются ввести в рамки. Вот флаг-турнир – чтобы сбросить лишнюю агрессию. Но я думаю, что гуманизма не будет уже никогда, его время – кончилось. Сейчас нам очень сложно собирать пожертвования, вы знаете – почти никто не дает. Источники нашего финансирования – очень необычные…
Рей увидел вдалеке от скопления хижин Миссию – деревянное длинное здание, рядом – каменная часовня, уцелевшая, как видно, от старых времен.
– Я вам обязательно пожертвую, – пообещал Рей, – и всегда буду это делать! А можно я посижу у вас немного? А то кузен с другом меня тут бросили, и я не знаю, что делать.
– Конечно, посидите, – согласился священник.
– А вы сами – тоже отсюда? – спросил Рей, – я имею в виду, вы… так хорошо говорите по-испански.
– Я мексиканец, если вас это интересует, – кивнул священник, – но я не отсюда. Я родился в Акапулько.
Колд зона, подумал Рей. Ну понятно, с войны он, наверное, живет здесь. Или жил в Федерации и приехал сюда в миссию, что скорее всего.
– А в колд зоне, – спросил Рей, – там действительно ничего нет? Одни террористы и тоталитарные лагеря?
Священник неожиданно широко улыбнулся, его черные глаза мечтательно заблестели.
– Ну что вы, – сказал он, – там есть многое. Они летают в космос. Вы, мистер Гольденберг, мало интересуетесь