Она подтянулась. Бинх стоял на вершине, она видела широкие рубчатые подошвы его обуви. Но Бинх не двинулся, чтобы помочь ей. Ботинок Ли скользнул вниз, сердце очередной раз рвануло страхом. Рука нашла опору – не слишком прочный камень, но много и не надо. Ли подтянулась, плашмя упала на горизонтальную поверхность, и как червяк, некрасиво, стала вползать, извиваясь.
Потом она лежала, раскинув руки на холодном камне. А Бинх говорил негромко: «Давай, давай поднимайся! Смотри, как красиво!» И она стала подниматься, с кряхтеньем, со стонами. Руки и ноги дрожали от усталости и пережитого страха. Сердце колотилось. Под ногами раскинулась вся земля – в темно-зеленых волнах тайги, в светлых прогалинах, с прожилками рек и ручьев. Дальние синие хребты гор. К востоку, на склоне – жемчужные коробочки школьных зданий. А за хребтом – город Кузин, но его отсюда не видно. А вот школа как на ладони: общежития, учебные здания, стадион, а самый крупный корпус с ситалловой крышей – производственный. Там под крышей своя пищефабрика и цех «Электрона». Ли подняла запястье с коммом, отсняла всю картину, в динамике и в отдельных фото.
К западу вид был не так хорош – там начиналась запретка; в войну здесь были вроде ракетные шахты, по ним шарахнули термоядом. Новым зарядом, практически чистым. Радиации как таковой не осталось, но там, дальше – гигантская воронка, а отсюда видно выжженную черно-желтую пустыню с глянцевой поверхностью, на сотни гектаров. Там до сих пор ничего не растет. Почва спеклась.
Бинх обнял девочку за плечи.
– Красиво, – сказала она, – но там – страшно.
– Здесь не так плохо, – ответил Бинх, – у вас много сохранилось. Здесь и в Сибири. В Корее много хуже. В Европе хуже. Как думаешь, до вечера вон тот перевал возьмем еще? Давай спускаться.
Знаешь, что самое противное? Что гибнут люди вокруг – ладно. Это война, понятно. Что страшно – тоже… можно привыкнуть. А вот что я никак понять не могу – почему их-то надо было убивать?
– Кого – их? Цзяофани?
– Они маоисты. Такие же простые крестьяне, как наши. Нормальные люди. У них руки такие все, в мозолях. Они же раньше тоже… может, досыта редко ели. Понимаешь? Я не знаю, почему так получается. Мы как-то в плен взяли троих. Я раньше дурак такой был, думал, это какие-то враги, буржуи. Предатели. А тут сидят нормальные люди, такие же, как мой отец, брат. Один молодой был. Люди как люди, свои же. Их расстреляли потом.
…Нет, ты не думай, это все правильно. Я потом об этом с комиссаром говорил, у нас девушка была комиссар, Чен ее звали. Так вот, она мне объяснила. СТК ведь всех принимает, и их бы приняли. Но для этих СТК – это социмпериализм, мы для них враги. У них самоуправление в деревнях, они против централизованного планирования. По их мнению, у нас власть не в руках