И вот мы поехали в Крумлов. Маленький средневековый городок. Машенька сняла номер в гостинице, на нас всех четверых. Крумлов – узенькие улочки, замек на горе, старые-старые дома… Ходишь по улицам и видишь, какой была Европа когда-то. Черепичные крыши… А номер в гостинице! В номере есть колодец, представляешь? причем мы не сразу его даже увидели. Потому что из колодца сделан стол. Стеклянная столешница, а под ней – колодец. Иваныч пошерудил рукой под столом – и включил свет. Там до воды 3 метра, и самой воды еще четыре, нам потом хозяйка сказала.
Мы оставили вещи в гостинице и пошли гулять. Народу – тьма. Зашли в ресторанчик, поели – Виталий – вепрово колено, мы с Машенькой какие-то прекрасные колбаски – такие… Румяные, свиные, настоящие! вот прям ешь и знаешь, что они настоящие. Иваныч вместе с Виталием припал к колену. А мы с Машенькой потом заказали еще змерзлину. Змерзлина – это мороженое. И потом еще пивечка двукрат. То есть не двукрат, конечно, а четырехкрат, но я не знаю, как это будет по-чешски. Обожрались, вышли из ресторанчика – а на улицах – никого. Этого не представить. Машенька потом сказала, что жителей в Крумлове 11 человек. Ни одного горящего окна вечером. Хозяин ресторанчика, видно, за нами дверь закрыл и испарился. Вымерший город, вымерший абсолютно, как будто там и не жил никто никогда. И мы как путники с Земли в "Марсианских хрониках" пошли в свой гостеприимный пансион без всякой уверенности, что доживем до завтра. Марсиане затаились и ждали. Днем они прикидывались людьми, а ночью.... Но обошлось. Утром мы спустились вниз, а там хозяйка уже хлопочет вовсю. А ведь вечером ее не было. Тебе обязательно надо съездить в Крумлов! Обязательно!
Говорить больше не могу – Виталий гонит меня из-за компьютера – Машеньке надо работать.
Целую. Привет бабушке.
Мама.
***
Вечная проблема – что надеть на свидание. И ведь неважно, сколько тебе лет – сорок пять, тридцать восемь, пятнадцать или шестьдесят. Достаешь, примеряешь – ах, это не то, это не так, и в этом у меня складочка на попе. Вдруг Он узнает, что я живой человек? Или он увидит меня, и полюбит, и будем мы жить долго и счастливо, тридцать лет и три года, и умрем в один день.
Головокружение, сердцебиение, и, господи, как дрожат ноги. А муж? Вдруг узнает муж? А что он узнает? Ведь ничего же и не было, правда? Еще не было.
Но будет. Возможно, если ты захочешь, если найдешь в себе силы, которых нет на любовь, но которые когда-то были. Давным-давно все было, но оно забыто, потеряно, утрачено, разворовано – мама, бабушка, прабабушка, дочь, дочери. Мужских фигур нет здесь. Нет опоры, нет никакой опоры, кроме самой себя, а это так сложно, так невозможно, так безвозвратно…
Но что же надеть?
***
Привет, мама!
Ты меня, конечно, поражаешь своими рассказами. То павлин, то Крумлов. Такая красота!
Мне тебе писать особо нечего, как ты понимаешь. Я уже Оле своей вчера жаловалась, как меня эти две красотки замучили – Ленок и Сашок. В смысле мои родные дочь и бабушка. Сашуне как будто пять лет. Когда хочет