Она повернулась и указала на пролом в изгороди у перекрестка четырех дорог.
– Я услышала ваши шаги и спряталась, – сказала она, – я хотела посмотреть, что вы за человек, прежде чем заговорить с вами. Мне было страшно, я колебалась, пока вы не прошли мимо. А потом мне пришлось подкрасться сзади и дотронуться до вас.
Подкрасться? Дотронуться? Она могла бы окликнуть меня. Странно…
– Могу ли я довериться вам? – спросила она. – Вы не осуждаете меня за то, что… – Она в замешательстве умолкла, переложила сумочку из одной руки в другую и горько вздохнула.
Одиночество и беззащитность этой женщины тронули меня. Жалость и естественное побуждение помочь ей взяли верх над здравым смыслом, осторожностью и светским тактом, которые, возможно, подсказали бы, как надо поступить при этих странных обстоятельствах человеку более хладнокровному и умудренному житейским опытом.
– Вы можете довериться мне, – сказал я. – Если вам не хочется объяснять, что с вами произошло и почему вы здесь, не объясняйте, не надо. Я не имею права спрашивать вас ни о чем. Скажите, чем я могу помочь вам? Если я смогу, я постараюсь это сделать.
– Вы очень добры, и я вам очень-очень благодарна. – Впервые нотки женственности мягко зазвучали в ее голосе, когда она произносила эти слова. Но в задумчивых и грустных глазах, которые были устремлены на меня, не было слез. – Я была в Лондоне только однажды, – продолжала она быстро, – и я почти ничего не знаю о нем. Можно ли нанять кэб? Или уже слишком поздно? Я не знаю. Если б вы могли проводить меня до кэба и если бы вы только обещали не препятствовать мне, когда я захочу оставить вас, – у меня есть подруга в Лондоне, она будет рада мне. Мне ничего больше не надо. Вы обещаете? – Испуганно озираясь по сторонам, она опять переложила сумочку из одной руки в другую и повторила: – Вы обещаете? – устремив на меня взгляд, полный такой мольбы и отчаяния, что мне стало больно.
Что мне было делать? Передо мной было совершенно беззащитное существо, и этим существом была одинокая женщина. Поблизости ни жилья, ни человека, с которым я мог бы посоветоваться. Я не имел никакого права контролировать ее действия, даже если бы знал, как это сделать. Я пишу эти строки неуверенно – последующие события мрачной тенью ложатся на бумагу, на которой я пишу, и все же я спрашиваю: что мне было делать?
Я сделал следующее: стал расспрашивать ее, чтобы попытаться выиграть время.
Я спросил:
– Вы уверены, что ваша подруга в Лондоне примет вас в такой поздний час?
– Уверена, но только обещайте оставить меня одну, когда я захочу, не останавливать меня, не препятствовать мне. Вы обещаете?
Произнося эти слова, она подошла совсем близко и с