Лютый гость. Людвиг Павельчик

здесь по заказу духовенства относительно недавно, в конце девятнадцатого века, и служивших монахиням кельями, без которых сестры не могли обойтись, словно классический вампир без гроба. Интерната же архитектурные переделки почти не коснулись, и панцирные койки воспитанников стояли аккуратными рядами в огромной зале, наполненной криками и хохотом ребят по вечерам и хлопаньем крыльев летучих мышей ночами. Койки были относительно недавним, уже послевоенным подарком земельных властей, придумавших наконец, куда девать скарб и барахло из расформированных казарм, а летучие мыши остались в наследство от ушедших во тьму веков, когда замок Вальденбург жил совсем другой жизнью, интересовавшей юных воспитанников интерната куда больше, нежели школьные дисциплины и нравоучения занудных монахинь.

      Каждый, кто попадал сюда, мгновенно оказывался под впечатлением, создаваемым этими суровыми древними стенами, гулким каменным полом, вышарканным за века тысячами ног, узкими окнами-бойницами, изнутри имевшими форму широкого клина, и писком летучих мышей – перепончатокрылых любовниц ночных страхов. Про этих животных ходили особые легенды, передаваемые из поколения в поколение воспитанниками интерната в почти неизменном виде. Легенды тем более жуткие, что они, несмотря на всю свою несуразность, почему-то очень походили на правду…

      Одна из них гласила, что летучие мыши – и не мыши вовсе, а воплощения старых монахинь, которым Бог за жестокость и ненависть ко всему сущему не велел наслаждаться посмертным покоем и приказал вечно хлопать перепончатыми своими крыльями и пищать под крышей замка, прячась от света и ненавидя смех и веселье. Именно поэтому, как думали многие, летучих тварей так редко находили мертвыми – им-де не подыхать полагается, а мучиться и терзаться до конца времен, гоняясь за насекомыми и крысами. Читатель может улыбнуться наивности мальчишек, но вынужден будет признать, что от этой легенды была и немалая польза: веря в то, что злобных монахинь рано или поздно настигнет заслуженная кара, «трудные подростки» с большей стойкостью сносили отвратительные методы воспитания, которые применялись датскими ключницами. А состояло то воспитание из представленных длинным списком телесных и душевных мук, каждую из которых полагалось назначать за определенный тип провинности. Все наказания подразделялись на три большие группы, что в глазах выпестованных уставом монашек способствовало сохранению «педагогической структуры». Итак.

      Комплекс наиболее легких мер именовался пожурением и состоял из окриков громовым голосом (что в исполнении некоторых тучных, полных жизненной энергии монахинь было не так уж и безобидно), шипящего, пронизанного ненавистью внушения (практиковавшегося особами болезненными и изможденными) и – при чуть более серьезных провинностях – выставлении преступника перед всеми воспитанниками на вечернем или утреннем построении, когда на него уже орали благим матом все кому не лень. К пожурению