– Все горничные у нас живут на чердаке. Эта комната зимой холоднее других. Но Анатолий Александрович распорядился дать тебе именно эту. Да и в той, где живут другие девушки, по-правде говоря, уже нет места. Будет холодно, заткнешь оконце тюфяком. Ничего, не околеешь. Потому, получай белье, два форменных платья, передники, чепцы.
– Ой, да они же большущие, – возразила Людмила, глядя на платья.
– Да, я на себя их когда-то шила, прозапас. С первого жалования начну вычитать с тебя за них. Они дорого мне обошлись. Ткань добротная, крепкая, подъюбник пышный, передник холщовый… Глянь, как отбелен! Воротник на коклюшках вязан. Я бы никогда не отдала тебе эти платья, да не в васильковом же ты тут щеголять будешь? А то, что не по размеру, так невелика беда. А для чего тебе иголка с ниткой? Если большое, то ушьешь. Тебя мать-белошвейка, что с иголкой обращаться не научила?
– Откуда вы знаете про мать? – неприятно поразилась девушка.
– Я все, милая, знаю… Распаковывай пока свои вещи. Сейчас тебе еще сундук принесут и ковш для умывания. Через час спускайся по задней лестнице в подвал, в кухню – обедать.
Как только старшая горничная ушла, Людмила потрогала новое форменное платье. Она встряхнула его. Пахнуло чем-то прелым и кислым. А из рукава вылетела моль. «Господи, сколько лет лежало это гадкое платье? Оно же жутко колючее и воняет!»
Она упала на кровать и обхватила голову: «Я пропала. Про-па-ла… Какие женихи? Какое замужество? Господи, куда я угодила? Если будет совсем невыносимо, я сбегу. Но… Тогда они мне не дадут рекомендации на новое место. Может, Анатолий Александрович даст? Или сразу отпустит меня? Как я о нем забыла? Приказчик говорил, что хозяин добрый…»
Людмила вдруг вспомнила о красивом графе и снова задумалась. Она не поняла, сколько прошло времени. Ей все время казалось, что она попала совсем не в свою жизнь. Что надо встать и выйти из этого запутанного лабиринта. Она просто ошиблась дверью. Ее жизнь – это выпускной бал и кружение вальса, ее жизнь – это цветы, комплименты, красивые платья и усатые офицеры… Ее жизнь… Господи, даже сам граф входил в тот мир, который мстился душе юной красавицы. Но не грязные полы и посуда, не эти лежалые, огромные и колючие платья, ни эта старая карга. Чего она решила у меня проверять? Стыд-то какой. Не может быть, чтобы все это было правдой.
Она знала, что ее жизнь сильно отличалась от жизни тех подруг, с которыми она училась. Тех, чьи родители были много богаче ее бедной матушки. Но мать, не покладая рук, днями и ночами строчила, штопала, вышивала чужое белье и выручала за это какие-то средства. Она экономила на многом, лишь бы ее дочь не выглядела хуже своих одноклассниц. Как ей это удавалось? В силу безоглядной беспечности, присущей лишь молодости, Людмилочка редко задумывалась о том, каких трудов это стоило рано постаревшей и поседевшей матери. Мать делала все, чтобы суровая и грязная