– Ей тоже скоро 18, как и тебе. А что я – такая мелкая… Да меня ещё… ждать и ждать.
– Ничего. Я подожду.
Мы тогда обнялись, он поцеловал меня в щеку. По щекам уже по которой уже покатились слезы. Мы были вдвоем, только вдвоем. Если не считать Джинджера. Он вполголоса, будто нас могли услышать:
– Я подожду тебя.
– Будешь ждать меня все два года? – переспросила его.
– Буду ждать тебя столько, сколько нужно, – ответил он.
Самое волшебное – что тихими словами («я подожду тебя») он признался в любви гораздо громче, чем кто-либо иной мог бы во все прокричать: «Я люблю тебя!». Вероятно, это мне придется ждать два года. Он собирается в армию.
Почему я второй день переписываю все это, что было, копаюсь в прошлом. Чтобы построить будущее, надо разобраться, что было в прошлом. Говорю же, похоже, новый дневник будет не только о дружбе, но и о любви… Хотя пока мы просто дружим… Но понимаем, что не просто!
Вчера начала этот новый дневник. Старый закончился и совпало – как раз и вместе со старым этапом жизни ушел и старый дневник. Да и главное: лето. После первого июня с началом моих последних настоящих летних школьных каникул (после 10-го класса) мы будем встречаться чаще. Саша обещает – почти каждый день. Точнее, каждый вечер.
3 июня 1997. Вечер с Алексом – прогулка на Каму
Саша приходит после работы – преддипломная практика от училища на заводе. А у меня днем работа в «КамАЗовской библиотеке», перекладываю формуляры и раскладываю журналы по полкам. «Отдел Периодики» КамАЗовской библиотеки – это отдел, где мы получаем что-то новое каждый день! Работа всего на четыре-пять часов в день.
Мы решили и договорились так: я возвращаюсь домой – и он приходит на полтора часа, и я его уже жду наготове. Наготове выходить – одетая, причесанная, накрашенная. Мы идем с ним на Каму – на нашу набережную. Саша сказал, что только завтра ко мне не зайдет: надо больше времени тратить на учебу, диплом писать.
Саша никогда не говорит мне о любви. А если и говорит, то излишне прямо… у него абсолютно не получается флиртовать. Всегда напрямую говорит то, что думает. Если уж ему и хочется сказать что-то, то говорит сразу открыто, – что называется – «в лоб». Это с укусом в районе локтя у него как-то завуалированно получилось. И в этом, как всегда, никакой романтики. Но, наконец-то, и никакой недосказанности.
Кажется, пока мои родители не смотрят на нашу дружбу всерьез… Саша говорит, у него уже и мама знает о его намерениях, и сестра, и его крестная Марина Вячеславовна. Мы гуляли, и я напомнила ему о вреде недомолвок, о том, как он непонятно мне признался в любви. Точнее, во влюбленности. И что он собирался предложение кому-то сделать после армии – так это всё мне? И Саша до сих пор удивляется, как мою в голову могли прийти такие мысли, что не мне. Что я и не сомневалась в том, что он в Гузель