– Ладно, я подожду… Пятнадцать суток. И побрей ее, ты же знаешь, я не люблю этой шерсти.
И он ушел. Мой приятель с улыбкой посмотрел на меня.
– Да уж, теперь я верю, что ты не отсюда. Я никогда не встречал женщин с таким …дерзким поведением.
Я улыбнулась:
– А зачем ты соврал ему о ребенке?
– И не только… Ты вполне готова к оплодотворению.
– Да я знаю, у меня муж почти гинеколог. И после родов мы с ним уже…
– Понял. Гинеколог – парень опять закрыл глаза и к чему-то прислушался. Потом расплылся в улыбке – Неужели ты действительно из прошлого… когда были мужья?
– Да, действительно. – я улыбнулась ему, этот парень был мне симпатичен. – А как тебя зовут?
– Я же говорил – у меня нет имени.
– Как это? Ну как-то же тебя называют …окружающие?
– Самый нейтральный вариант из тех, как меня называют – двенадцать восемьдесят четыре.
– Это что еще такое?
С кривой усмешкой на губах парень оттянул ворот своей серой рубахи, у него на груди было выбито клеймо – тысяча двести восемьдесят четыре. И чуть ниже – перечеркнутый круг.
– И что это значит?
– Порядковый номер. Ведется строгий учет для селекции – кто кого родил и в каком проценте соответствия.
– Вот это да! А что еще за проценты? Соответствия чему?
– В нашем убежище большое внимание уделяется восстановлению человеческого рода, путем тщательной селекции отбираются самые жизнеспособные и полноценные особи для скрещивания. Остальные выбраковываются и стерилизуются.
– Так у тебя этот знак…
Он с грустной усмешкой ответил:
– Да…
– А из-за чего? Если не секрет, конечно…
– Да вот из-за этого самого – он опять пошевелил волосами – поставили мне шестьдесят восемь процентов, потому что это не вписывается в выведенную селекционерами норму… А меньше семидесяти пяти процентов – стерилизация… Самое обидное, что когда-то очень давно это была общедоступная способность – ретранслировать. Но ведь не я устанавливаю эти нормы…
– Так что, тебя зря стерилизовали?! И ты теперь не можешь иметь детей?
– Да… И не только… Ну да ладно, дай-ка я осмотрю твою шею, Ставр так сжимал ее…
Я с готовностью подняла подбородок и пронумерованный парень чем-то прохладным протер мне шею.
А я все гадала – какое же ему придумать имя? Почему-то мне это показалось очень важным. Один, два, восемь четыре… А если соединить первые буквы? Одвч… ерунда какая-то… Но я же не произношу «один», а все же «адин»… Пусть имя будет начинаться на Ад… Адам, например…
– А что, если я буду звать тебя Адам?
Он улыбнулся:
– Тебе так хочется дать мне имя? Адам… – и он опять закрыл глаза. – Ты знаешь, Таня, в одном из верований, существовавших до катастрофы – был