– Я чай не буду, – заявил Петя. – Я, с вашего позволения, алычи поем.
И поставил себе на колени миску с алычой.
– Вы мне вот что скажите, – обратился он к поэту, уплетая сочные плоды. – Чем, по-вашему, отличается талант от гения? Я вот думаю, что талантливые люди пишут в какой-либо одной, известной форме. Например, в форме сонета или поэмы. А гении – это те, кто эти формы придумывает. И ими потом пользуются все остальные. Вот вы, Иван Петрович, создали новую форму…
Тут Петя поперхнулся и схватился за горло. Он судорожно пытался схватить воздух широко раскрытым ртом. Лицо его приняло фиолетовый оттенок.
– Косточка в дыхалку попала, – констатировал поэт. – Я же предупреждал: не надо меня возносить! Разговорунился! Хватайте его за ноги, поднимайте!
Петя оказался в воздухе, головой вниз. Голова его беспомощно болталась, как резиновая груша.
– Трясите его, трясите! – торопил Иван Петович. – Авось выскочет… Сильней трясите!
Спустя некоторое время, он выхрипнул: «Номер не прошел! Глубоко застряла… в трахее…».
Дело принимало трагический оборот.
– Пит, да сделай что-нибудь! – стенал Харлампий. – Спаси его! Ты же могёшь!».
– Кладите его на спину, – распорядился бывший ветеринар. – Держите за плечи. Крепко держите!
Он схватился за отвороты Петиной рубашки и резко дернул. Посыпались пуговицы. Потом обратился к Вадиму: «Дай мне ручку со стола и одеколон… вон на шкафу стоит. Еще ножик перочинный, что в стаканчике». Выхватив ручку из рук недоуменного Вадима, поэт быстро раскрутил ее с двух концов и вытряхнул стержень. Оставшуюся трубку протер одеколоном и протянул Андрею: «Держи!». Затем протер лезвие ножа и, прищурившись, вонзил нож в ямочку, пониже кадыка. Из ранки послышалось сипение; под кадыком стал надуваться кровавый пузырь. Взяв трубочку от авторучки, Иван Михайлович мгновенно вставил ее в ранку. Трубка загудела, наподобие свирели; воздух из легких стал циркулировал в ту и в другую сторону. Лицо оператора начало розоветь, глаза вошли в свои орбиты.
– Слава тебе, Господи! – перекрестился поэт. – Боялся, что трубка окажется выше алычовой косточки. Тогда бы всё… хана!
– Доктор дорогой, спасибо вам! – облегченно выдохнул Андрей.
– Спасибо, док! – поддержал его Вадим.
– Я ж говорил, какая это знаменитая сличность?! – заметил Харлампий. – Хек-хек… а вы сумлевались…
– Ну, какой я доктор, улыбнулся Иван Петрович. – Бывший ветеринар… и не состоявшийся поэт. Но, как видите… я тоже могу фокусы показывать!
Оператор тем временем пришел в себя. Опустив голову, он с ужасом смотрел на кончик качающейся ручки, торчащей из его груди. Он беззвучно открывал рот, пытался что-то сказать.
– Петя, не пытайся говорить, –