– О личной жизни? – переспросила Изольда Грауберг. – Простите, господин инквизитор, но вам не кажется, что это чересчур личное?
– Когда дело касается вопросов национальной безопасности, личное перестаёт быть таковым и становится предметом пристального внимания Инквизиции, – назидательно проговорил Стерн. – Или у вас есть своё мнение, отличное от общепринятого?
– Нет, разумеется, нет! – поспешил вмешаться Дитрих Грауберг. – Однако, осмелюсь заметить, что моя супруга всё-таки права…
– Признаю это, господин Грауберг, но в данный момент это можно отмести в сторону. Итак, я повторяю свой вопрос – что вам известно о личной жизни вашей дочери?
– Мм… – Дитрих Грауберг переглянулся с женой, затем медленно проговорил:
– Да, нам известно, что у Вероники есть… э-э… друг, однако мы до сих пор ни разу не имели удовольствия с ним побеседовать. Возможно, дело в том, что, как мы подозреваем, он несколько старше Вероники, но в этом мы не видим ничего предосудительного. А при чём здесь личная жизнь нашей дочери, уж простите за вопрос?
– У Инквизиции есть подозрения, что ваша дочь связалась с финансовым аферистом и теневым дельцом, – без обиняков сказал Стерн. – Возможно, он даже использует её для прикрытия своих тёмных делишек, пользуясь её наивностью и влюблённостью. Имя и подробности сказать не могу – сие есть тайна следствия. Пока никаких обвинений в адрес вашей дочери не выдвинуто и, надеюсь, что до этого не дойдёт, поэтому прошу вас сохранять спокойствие и выдержку.
Дитрих и Изольда Грауберги ошарашенно переглянулись между собой, но надо отдать им должное – они не впали в истерику и не стали бухаться в обморок. Помощники же Стерна при его словах «надеюсь, что до этого не дойдёт», понимающе переглянулись. Под этими словами их патрон подразумевал ментоскопирование – процедуру частичной коррекции памяти, в просторечии именуемой «промыванием мозгов», которая выполнялась посредством специальной аппаратуры. В конце концов, и таким способом можно было вернуть в лоно общества начинающего еретика-хаосита.
Правда, здесь Зариен Бруд был не согласен со своим шефом, считая, что излечить еретика можно только при посредстве бластерного заряда или пули стаббера. Но это было сугубо личное мнение инквизитора-марсианина, которое он предпочитал держать при себе. В конце концов, Лаймон Стерн был куда опытнее его самого и прекрасно знал, что и как надлежит делать в данной ситуации.
Инквизитор-фарадеец молча глядел на чету Граубергов, ожидая их дальнейшей реакции. Изольда Грауберг молча глядела на своего супруга, ожидая, что тот скажет в ответ на слова Стерна. Дитрих же с угрюмым выражением лица глядел в одному ему ведомую точку на поверхности псевдомраморной столешницы, словно силясь разглядеть нечто известное только ему одному в её глубине. Понятно, что он в данную минуту думал о своей непутёвой дочери, которую нужно было