– Правильно, – одобрительно кивнул Игнат. – На хрена нам ихнее многолюдство?
Осторожно пробуя глубину, «Семгин Глаз» медленно приближался к низкому, поросшему серо-зеленым мхом берегу.
– Все, здесь станем, – зорко следя за глубиной, махнул рукой кормчий. – Игнате, спускай лодку. Гарпуны не забудьте да сети.
Игнат что-то проворчал себе под нос, вместе с остальными корабельщиками спуская на воду челн. Уселись – Олелька Гнус на носу – смотрящим. Вспенили воду весла. Челн ходко взобрался на волну и, скатившись, словно с горки, вниз, сразу оказался у каменистого берега. Лавируя меж камнями, подошли ближе. Спрыгнув, Олелька подтащил челн, да неловко – упав, навалился грудью, черпанул водицы. Ругаясь, корабельщики выбрались на берег. Игнат, ставший после смерти Никодима старшим, распределил ушкуйников, сам же подозвал Олельку – отдельно, мол, пойдем. Пошли…
За короткое время набили гусей – умаешься коптить, довольные, покидали в сумы, навострились обратно…
– Спаси вас Господь, добрые люди!
Что такое?
Из-за груды камней вышел какой-то мужик, видом – словно белый медведь – «ошкуй» – косматый, в куртке нерпичьей, а рыбой гнилой – так и разит.
Игнат с Олелькой подняли луки:
– Чего тебе, человече?
Мужик бухнулся на колени:
– Христа ради, возьмите с собой. Третий год зимую, как коч наш во льдах затерло.
Переглянулись Игнат с Олелькой. А мужик уже золотой протягивал, только бы взяли. По виду – чистый упырь, рожа звероватая, глазки так и шмыгают.
– Ладно, возьмем. Только уговор – во всем нас слушаться, иначе ссадим.
– Согласен, благодельцы!
– Как звать-то тебя?
– Матонею.
Золотой идол с суровыми глазами, страшный неведомый змеиный бог, висевший на стене адмиральской каюты «Святой Софии», словно бы осклабился в предчувствии неминуемой крови.
Глава 4
Ново-Дымский острог (Левый берег Индигирки). Осень 1476 г.
Снег.
Город почти ослеп.
Свет.
Красок на свете нет —
Есть только белый цвет.
А. Макаревич, «Снег»
Пыль и пепел,
Пятнающие наши лица, —
Признаки вечно
Длящегося убийства.
По заснеженной тундре, похрустывая настом, быстро, друг за другом ехали оленьи упряжки – нарты. Ходко бежали запряженные цугом олени, седоки, одетые в теплые парки с капюшонами, внимательно осматривали местность. Их было трое – по числу упряжек – три друга из племени оленных чауча-чукчей: молодой, еще подросток, Чельгак, Томайхо-мэй – «Друг Томайхо», двумя годами постарше, и самый старший – богатырь Ыттыргын. В нартах лежали припасы – вяленое мясо, рыба, оружие – тяжелые луки да короткие копья-пальмы с широкими костяными наконечниками. Со стороны не