Свеа, Линнеа и даларнская лошадка – все разом – наклонились, чтобы заглянуть в Гюнтера. Европа не сделала попытки помешать им. Она, судя по всему, была уверена: увиденное им не понравится.
Так и получилось. Сознание тролля оказалось кошмарным местом – полуразрушенным и функционирующим через пень-колоду. Оно пребывало в столь плохом состоянии, что некоторые из его важнейших частей пришлось спрятать от Линнеи. Обращаясь непосредственно к самым глубинам его «я», где он не мог солгать ей, Свеа спросила:
«Чего ты хочешь больше всего?»
Лицо Гюнтера исказилось в страдальческой гримасе.
– Я хотел бы не иметь этих ужасных воспоминаний.
В тот же миг триединая дама поняла, что следует сделать. Убить уроженца иной земли ей было нельзя. Но эту просьбу она вполне могла удовлетворить. И тут же участок мозговых клеток Гюнтера весом с булавочную головку вспыхнул и рассыпался пеплом. Его глаза широко распахнулись. Потом закрылись. Он упал наземь и замер.
Европа вскрикнула.
И исчезла.
При таком огромном росте, да зная, куда надо идти, да не имея больше оснований сторониться дорог, женщина, которая была Свеей, в несколько меньшей степени была даларнской лошадкой и еще в меньшей степени была Линнеей, очень быстро перевалила через гору и спустилась по противоположному склону. Распевая песню, которая была старше ее самой, она охотно позволяла милям и ночи таять под своими ногами.
К середине утра она уже смотрела сверху на Годастор. Это был аккуратный маленький поселок из красных и черных бревенчатых домов. Над трубами поднимались столбы дыма. Один из домов Линнея узнала с первого взгляда. Там жила ее Па-ма.
– Ты дома, малышка, – промолвила Свеа и, хоть и испытывала великое наслаждение от пребывания в живом теле, позволила себе развеяться в ничто.
За ее спиной повис в воздухе голос даларнской лошадки, растянувшийся на два слова:
– Всего хорошего.
Линнеа сбежала по склону, оставляя в снегу глубокие следы, и закончила путь прямо в объятиях своей ошеломленной бабушки.
Следом со смущенной улыбкой ковылял растерянный и все же явно надеющийся на лучшее ручной тролль Линнеи.
Пугало и его мальчик
На закате через поле брел спотыкаясь маленький мальчик. На его щеках блестели потеки слез; он потерял один башмак. Он был настолько поглощен какой-то своей бедой, что не замечал Пугала, пока не оказался вплотную к нему. Тогда он остановился как вкопанный и, судя по всему, лишился дара речи при виде бледного круглого лица и затенявшей его широкополой потрепанной шляпы.
Пугало улыбнулся ему сверху вниз.
– Привет, дружок, – сказал он.
Мальчик громко вскрикнул.
Пугало сразу же снял шляпу и опустился на одно колено, чтобы не напугать ребенка своим размером.
– Тише, тише, – сказал он. – Пугаться меня совсем не стоит – я всего лишь устаревший домашний робот, которого поставили сюда