А у рыцаря Жигимонда из Несвиц с этим делом никаких проблем не было, любо-дорого посмотреть. Только один сынишка на ножки встал, как другой родился, за ним третий. Гордый отец начал уже приучать к седлу старшего сына – они, литвины, как будто и рождались в седле. Добрые воины нужны любому владению, и старый князь только посмеивался, слыша об этом. Однако княгиня Анна Данута пришла в гнев великий, прослышав про такие дела, – ишь чего надумали, ребенка малого на коня одного садить!
– Ты, видно, забыла, моя княгинюшка, как твои братья росли, – ухмыльнулся в ответ князь.
– Так это когда было! – не сдавалась упрямая, вся в свою родню, княгиня. – А Янек еще совсем маленький. Так они и Болека нашего надумают в седло усадить не сегодня завтра.
Князь спорить с женой не стал, только улыбался в усы. Внук очень радовал его, и он от всей души хотел, чтобы мальчик вырос сильным и умелым воином – в своего отца. Как будто чувствовал, что уже через несколько лет ему, умирающему, придется оставить княжество в слабых еще руках семилетнего Болеслава, единственной опорой которого будет мать.
Глава 2
Огнем и мечом – татарским и тевтонским
Киевское княжество,
лето 1416 года
Боярин Судислав был что-то неспокоен в последние дни. Сны снились нехорошие. Несколько раз приходила в сновидениях жена-покойница, руки к нему тянула, к себе звала. Не к добру это, видать, и его конец близок, хоть и не стар он еще и сила его при нем. Вот и давних времен дела вспомнились, а с тех пор уж, почитай, три десятка лет прошло. Тогда на Киев рать татарская навалилась и в осаду город взяла. Сам он в те времена молодой и горячий был, а сын его Василько, первенец, только родился. Выдюжили они тогда, хотя город пострадал сильно. А потом и Василько вырос. Сильный и горячий парень был, весь в отца. Жениться собирался, невесту славную присмотрел. Но ушел на войну со зверем этим железным да там, под Грюнвальдом, и остался, и могилки не найти. А теперь вот дочка подросла, красавица из красавиц, гордость сердца отцовского. Жаль, мать не видит. И трех лет не было девчушке, когда любушка его, красавица Рамуте, умерла, не смогла разродиться еще одним сыном. А Виляне уже шестнадцать. Смотреть бы на нее и радоваться, да вот сердце что-то щемит и мысли дурные в голову лезут.
– Вот что, дочка, – сказал как-то вечером боярин Виляне, – на дворе тепло, хорошо, лето началось. Проведала бы ты деда с бабкой в Городно, вы давно ведь не виделись.
– Да как же так, батюшка, – округлила глаза девушка, – я одна в жизни никуда не ездила да и никогда от дома далеко не уезжала, разве что к вашим родичам под Житомир, так это близко, и потом, я тогда с вами была, помните?
– И что тут страшного, красавица моя? – возразил отец. – Дам я тебе охрану добрую, Севку с собой прихватишь, горничную девку твою. Да и повозку хорошую дам, чтобы ты тело белое до синюх не