«Мы идем в кино не только смотреть, но и слушать новые песни. Выходя из кинотеатра, мы распеваем их. Они нас вдохновляют на то, чтоб “сказку сделать былью”…»
С таким восторгом я относился к произведениям песенного искусства. Только вот быль никак не становилась подобной сказке, и мы с детства поняли: «сказка – ложь…». А ложь рождает анекдоты.
Ирония и насмешки всегда бытовали у нас по поводу любимых песен. Память сохранила такие насмешки и шутки прошлых лет. Вот они – эти воспоминания.
Музыкальный работник детского сада довоенного времени рассказала: было дано указание разучивать с детьми «Интернационал». Дети исправно пели эту песенку, но в конце припева было трудно разобрать произносимый детками текст. Руководительница попросила отдельно спеть Вовочку. Вот слова, которые он спел: «И с Интернационалом воз пряников в рот людской». Детская логика победила «великую» идею.
Отец моего школьного друга отсидел за пение той же песни с такими словами: «Вставай, поедем за соломой, быки голодные стоят».
«Трудовые будни – праздники у нас…»
– пели прогульщики-алкоголики.
«С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ на кладбище идет…»
– пели репрессированные.
Пели в школьном хоре:
«Комсомольцы – беспокойные сердца,
Комсомольцы – хопца-дрица хоп-цаца».
«Коммунизм не строит наш народ,
Сталин нас в могилу заведет».
«Эх, хорошо в стране советской жить!
Эх, хорошо в ней не убитым быть!»
«Край родной, навек любимый!
Где найдешь еще такой —
Все поют за упокой».
«Горит в сердцах у нас бутылка с керосином.
Идем мы в школу, чтобы двойки получать.
Пылает вся тетрадь, залитая чернилом…»
(на музыку «Марша артиллеристов»).
«Мы жрать хотим! – громко кричат народы»
(«Мы все за мир! – клятву дают народы»).
«Москва – Пекин! Мы жрать хотим!..»,
«Сталин и Мао скушают нас»
(«…слушают нас» – из песни «Москва-Пекин»).
«Будет людям счастье, счастье на века:
У Н. С. Хрущева много молока»
(«У Советской власти сила велика»).
«Сегодня мы не на параде,
А за продуктами в пути.
И мы колбаски этой ради
Можем долго так пройти!»
(«Марш коммунистических бригад»).
«Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей, морей.
Я другой такой страны не знаю,
Где так много тюрем, лагерей».
А вот еще случай. Мой товарищ по хоровому коллективу вдруг вообразил во всеуслышание: что если бы у Ульянова был псевдоним «Табуреткин» – как трудно пришлось