Однако первая возмущённо взвилась:
– Видно, хорошо практику проходит!..
…Бэлла Евгеньевна – пожилой врач-гинеколог – тщательно мыла руки, медсестра что-то писала в журнале.
– Ты где ходишь?! – спросила врач девушку. – Мы же на утро договаривались!..
– Водовозов с практики не отпустил… – ответила та.
– Разоблачайся!.. Потапенко! – крикнула она в сторону ширмы. – Долго вы там?!..
Из-за ширмы появилась растерянная тётка, с буклями на висках, на ходу застёгивая «молнию» на юбке.
Девушка в белом халате шмыгнула за ширму. Медсестра протянула тётке рецепты.
– А у меня точно… этот?.. – спросила врача тётка.
– Климакс! Не сомневайтесь! – чётко ответила Ольховская.
– Ой, доктор!.. – тётка зашмыгала носом и достала из кармана кофты платок.
– Птичка моя, вы чего расстроились?!.. – удивилась Бэлла Евгеньевна. – Ведь это как третья молодость! По себе знаю. Полная свобода действий! И предохраняться не надо!..
Тётка, сама не своя, присела на стул. Врач зашла за ширму В кабинет заглянула женщина в шали.
– Подождите! Вас вызовут! – сказала ей медсестра.
Та прикрыла дверь.
– Что я вам говорила?!.. – обратилась она к очереди. – «Практика, практика»! Знаю я эту блатную практику!
– Молодец, Коробова, – раздался спустя минуту голос Ольховской. – Всё в норме. Плод прекрасно развивается… – Девушка за ширмой не отвечала. – Ты чего молчишь?..
Наконец, та тихо ответила:
– Я аборт хочу сделать…
Медсестра и дама с буклями разом удивлённо подняли головы.
– Чего-чего?.. – изумилась за ширмой Ольховская.
– Аборт… – тихо повторил голос девушки.
– Та-ак… Долго думала?
– Неделю…
– А чуть пораньше подумать образования не хватило?..
– Да знаю, что уже поздно, но я согласна на любую операцию.
– Она согласна! – подняла голос Ольховская. – Как это у вас всё просто!.. Хочу – рожу, хочу – аборт сделаю!.. Вот что, моя птичка: если желаешь остаться бездетной – прошу в кресло!.. Только не ко мне, предупреждаю!.. Найдётся какой-нибудь добрый дядечка – он полоснёт!.. Мало не покажется!.. Небось, дома не знают…
Девушка не ответила.
Медсестра с ухмылкой заполняла журнал.
– Значит так! – сказала Ольховская за ширмой. – Завтра приходи в Местком, поговорим.
– О чем?.. – не поняла девушка.
– О комнате в семейном общежитии. А родишь – ребёночка в ясли устроим!.. Больница наша на дотации, сама знаешь!..
– Я пойду… – не ответила на предложение врача девушка.
– Погоди, провожу!.. А то ещё грохнешься на лестнице!..
Они обе появились из-за ширмы и вдвоём вышли из кабинета.
– Ну и дела!.. – сказала дама с буклями, поднимаясь со стула. – Особенно если мать узнает! Она у не строгая!..
Медсестраподняла голову:
– А вы её знаете?
– Ленку Коробову? На моих глазах выросла… Живём через дом…
Медсестраехидно улыбнулась:
– Соседка, значит… Так она не замужем?
– Нет, конечно!..
– А с виду такая скромница! – сказала медсестра.
Дама с буклями подняла со стула:
– Ну, будьте здоровы!
– Позовите следующую из очереди, – попросила её медсестра.
Та поспешно вышла из кабинета.
…Подворье частного дома Коробовых на окраине Петухова напоминало большой корабль – на расшатанном от времени заборе висели спасательные круги, а несколько были прибиты к старой сараюшке, из которой доносилось гусиное гоготанье. На её стене висели модели парусников. От чердачного окошка свисала верёвочная лестница. Дорожка от крыльца к калитке была выстлана гладко-выструганными досками и напоминала палубу. Над калиткой вместо звонка висела небольшая рында – судовой колокол.
Татьяна Коробова – энергичная женщина, лет сорока, развешивала на верёвках выстиранное бельё. За старым забором, у которого то здесь, то там не хватало по доске, показалась голова соседки – дамы с буклями из женской консультации.
– Съездила?.. – спросила её Татьяна.
– Лучше б не ездила… – ответила соседка.
– Чего сказали?
– То и сказали… – она понизила голос: – Климакс!
– Поздравляю! А ты и расстроилась!
– А то нет!..
– Это же как третья молодость!
– Это, Танька, первый звонок старости!..
– А ты, никак, рожать собралась!.. – расхохоталась Татьяна.
– Да ну тебя!.. –