Петр, уже не слушая его, прошел в соседний покой.
Там были двое стрельцов, перепуганных одной только мыслью о цареубийстве, на которое подстрекали их приверженцы правительницы Софьи.
Имена этих оставшихся верными Петру стрельцов были: Михаил Феоктистов и Дмитрий Мельков.
В стрелецких полках таких, как эти двое, было немало; есть указания на то, что Феоктистов и Мельков были только депутатами от множества товарищей, с отвращением относившихся к кровавому замыслу.
Увидав входящего царя, они пали на колени и нестройно заголосили:
– Здрав будь, государь царь великий, Петр Алексеевич!
– С чем вы? Какое у вас до меня дело? – грозно сверкнул на них своими черными очами царь.
– Прости, государь милостивый, – опять запричитали стрельцы, – неповинны мы в том… Все проклятый Федька Шакловитый да сучий сын Шошин… Они – тому делу главные затейники; указ твоей сестры, царевны Софьи Алексеевны, показывали, говорили, что всех Нарышкиных извести надобно, потому что от них всякая зарубежная нечисть на Руси заводится… Мы же твое царское величество упредить прибежали и просим за то твоего великого жалованья: помилуй нас.
Стрельцы замолотили лбами об пол.
– Ну, там я посмотрю, чем вас пожаловать, – уже почти ласково произнес Петр, – столбами ли с перекладиной или чем другим. Вставайте! Еду я на великое богомолье к Троице-Сергию и вас с собою беру…
– Милостивец ты наш, – вскочили на ноги стрельцы, – солнышко наше красное! Грудью своею постоим за тебя, а врагу не выдадим… Царь наш пресветлый!
Их восторг был искренен, и Петр видел это, и надежда опять посетила его душу.
«Не все еще потеряно, – подумал он. – Ну, Софьюшка, сестрица милая, видится, что потягаемся еще мы с тобой!»
Уже совсем бодро, высоко подняв голову, пошел он из покоя, сопровождаемый стрельцами, лица которых сияли радостью[17].
Лефорта уже не было; возвращения царя ожидала одна только Анна.
– Фрейлейн, – церемонно кланяясь ей, сказал Петр, – прошу вас занять место в колымаге вместе с моей матушкой и супругой…
– Ну уж нет, государь! – тряхнув головой, весело ответила Анна Монс. – На коне я сюда примчалась, на коне и далее последую… Что мне собою ваших дам в колымаге стеснять…
– Но разве вы не устали? Ведь вся ночь напролет!
– Не бойтесь, я вынослива!
– Пусть будет, как вы того желаете, – согласился Петр.
Они все вышли. Царицы были уже усажены в колымагу, остальным были подведены оседланные кони.
Прошло несколько времени, и весь этот поезд почти бесшумно скрылся во мраке близкой к рассвету ночи.
XXIII. Потухший пожар
Расскажем в самых коротких