– Знатные фамилии зачастую хуже прочих! – вздохнула она.
Я пригладил свои волосы, понимая, на что она намекала.
– Я так рада, что у Роберта волосы черные! – вскричала она.
В эту минуту вошел Роберт (он встает в семь часов и работает до завтрака). Он взглянул на свою жену, щеки которой зарделись, и ласково потрепал их.
– Что случилось, дорогая? – спросил он.
– Она недовольна моим бездельем и моими рыжими волосами! – вставил я обиженным тоном.
– Конечно, он не виноват в цвете своих волос! – снизошла Роза.
– Они иногда являют себя через несколько поколений, – кивнул мой брат. – Также и нос. А у Рудольфа и то и другое сразу!..
– Я бы хотела, чтоб они не проявлялись! – продолжала Роза, все еще горячась.
– А мне они скорее нравятся, – заметил я и поклонился портрету графини Амалии.
– Я бы желала, чтобы вынесли эту картину, Роберт! – раздраженно сказала моя невестка мужу.
– Милая Роза! – воскликнул он.
– О Небо! – прибавил я.
– Тогда обо всем этом скорей бы забыли! – продолжала она.
– Едва ли! – глядя на меня, сказал Роберт и покачал головой.
– Но зачем же забывать об этом? – спросил я.
– Рудольф! – вскричала невестка, очень мило краснея.
Я рассмеялся и принялся снова есть яйцо. По крайней мере я отделался от вопроса, чем я должен заниматься. Для того, чтобы закончить спор и чтобы еще немного позлить мою строгую невестку, я прибавил:
– А мне даже нравится быть Эльфбергом!
Когда я обычно читаю книгу, то всегда пропускаю объяснения, но, начав сам писать, вижу, что должен разъяснить, почему моя невестка недовольна моим носом и волосами и почему я осмелился назвать себя Эльфбергом. Какой бы знатной ни была фамилия Рассендилл в течение долгих лет, но никакая знатность не дает ей право на родство со знаменитой фамилией Эльфбергов или на принадлежность к этому королевскому дому. Какая может быть связь между дворцом в Штрельзау или Зендским замком и домом № 305 в Парк-Лейн?
Итак, начну с признания, расскажу о скандале, который леди Берлсдон так желала позабыть. В 1733 году, в царствование Георга II, когда царил мир, а король и принц Уэльский еще не были на ножах, английский двор посетил один принц, впоследствии известный истории под именем Рудольфа III, короля Руритании. Принц был высокий, красивый молодой человек, отличавшийся (может быть, не в свою пользу, не мне судить) не совсем обыкновенным, длинным, острым и прямым носом и копной темно-рыжих волос, – короче, носом и волосами, которые отличали Эльфбергов с незапамятных времен. Он прожил несколько месяцев в Англии, где его принимали самым радушным образом, но уехал, оставив неблагоприятное впечатление. Он дрался на дуэли (все нашли, что он проявил большую порядочность, не считаясь со своим высоким положением) с одним господином, хорошо известным в современном ему обществе не только своими личными заслугами, но еще и как муж красавицы. На этой дуэли принц Рудольф был серьезно ранен и, едва оправившись, был ловко выпровожен посланником Руритании, который считал его беспокойным человеком. Его противник не был ранен на дуэли, но из-за того, что утро, в которое состоялся поединок, было сырое и холодное, он сильно простудился и не вынес болезни, умер через шесть месяцев после отъезда принца Рудольфа, не успев уяснить его отношений к своей жене, которая через два месяца после этого родила наследника титулу и поместьям фамилии Рассендилл. Эта дама и была та графиня Амалия, портрет которой моя невестка желала удалить из гостиной на Парк-Лейн, а ее муж был Джеймс, пятый граф Берлсдон и двадцать второй барон Рассендилл, пэр Англии и рыцарь Подвязки. Что касается Рудольфа, он вернулся в Руританию, женился, взошел на престол, который его потомство по прямой линии занимает с того времени по сей день, – с одним кратким перерывом. Если же пройти по портретной галерее в Берлсдоне, между полусотней портретов за два последних столетия можно видеть пять или шесть из них, включая сюда и шестого графа Берлсдона, отличающихся длинными, острыми, прямыми носами и массой темно-рыжих волос; у этих пяти или шести портретов глаза голубые, тогда как у Рассендиллов, как правило, темные глаза.
Вот и все объяснение, и я рад, что окончил его. Грехи благородных семейств – довольно щекотливая тема, и, конечно, наследственность, о которой мы так много слышим, – самая тонкая предательница в свете; она смеется над тайнами и делает свои пометки между строками родословных.
Вероятно, вы заметили, что моя невестка, с отсутствием логики, должно быть, присущим ей (так как нам более не разрешается приписывать это отсутствие всему ее полу), говорила о цвете моих волос как об обиде, за которую я мог отвечать, спеша заключить из этих наружных признаков о моих внутренних качествах, в которых я готов заявить свою полную невиновность. Она ссылалась на это, чтобы упрекнуть меня и указать на бесполезную жизнь, которую я вел. Как бы там ни было, я испытал удовольствия и приобрел познания. Я окончил школу и университет в Германии