Я понаблюдал за де Монтуром еще, и чем дальше, тем сильнее он привлекал мое внимание. Он почти не ел, необычайно много пил, а говорил очень мало, да и то – лишь отвечая на вопросы.
Тут начались тосты, и я заметил, что соседи просят нормандца встать и поднять здравицу. Поначалу он отказался, но, подчиняясь настойчивым просьбам, встал, поднял кубок и немного постоял молча. Казалось, он внушает гулякам благоговейный страх. С диким, насмешливым хохотом он воздел кубок над головой.
– За Соломона, – воскликнул он, – царя, обуздавшего демонов! И да будет он трижды проклят за то, что кое-кому из них удалось сбежать!
Проклятье и здравица разом! За это выпили молча, озадаченно косясь друг на друга.
Усталость после долгого морского вояжа и головокружение от крепкого вина, в изобилии запасенного доном Винсенте, заставили меня покинуть общество рано.
Моя спальня располагалась в верхнем этаже замка. Окно ее было обращено на юг, к реке и лесу. Комната была обставлена с грубой варварской роскошью, как и все помещения замка.
Подойдя к окну, я взглянул на аркебузиров, обходящих замковый двор вдоль частокола, на озаренную луной невзрачную пустошь за оградой, на темную опушку леса вдали, на безмолвную реку…
Из туземного поселка близ речного берега донесся звон струн примитивной лютни, игравшей какой-то варварский мотив. Из мрака леса раздался насмешливый крик какой-то жуткой ночной птицы. Ей вторил тысячеголосый хор – птицы, звери и черт знает, кто еще! От воя какой-то огромной лесной кошки у меня волосы встали дыбом. Вздрогнув, я отвернулся от окна. Казалось, в этих мрачных джунглях таятся целые сонмы демонов.
В дверь постучали. Открыв ее, я обнаружил на пороге де Монтура и пригласил его войти.
Проследовав к окну, он поднял взгляд к луне, сиявшей на небе во всем своем великолепии.
– Луна почти полная, не так ли, мсье? – заметил он, повернувшись ко мне.
Я согласно кивнул – и мог бы поклясться, что он вздрогнул.
– Пардон, мсье. Не смею более докучать вам.
Он двинулся к выходу, но на пороге остановился и вернулся назад.
– Мсье, – горячо прошептал он, – что бы вы ни делали, не забудьте запереть дверь сегодня ночью!
С этими словами он удалился, оставив меня провожать его недоуменным взглядом.
Под крики пирующих, доносившиеся снизу, я задремал, и сон мой – несмотря на усталость, а, может, и благодаря ей – не отличался глубиной. Нет, я не проснулся до самого утра, но звуки словно бы проникали сквозь завесу дремоты: раз мне показалось, что кто-то снаружи толкает и дергает запертую дверь.
Как и следовало ожидать, на следующий день большинство гостей пребывали в наигнуснейшем расположении духа и провели в спальнях большую часть утра, если не весь день до вечера. Кроме дона Винсенте, трезвыми из мужчин остались лишь трое: де Монтур, испанец, назвавшийся де Севильей, и я. Испанец не прикасался к вину вовсе, де Монтур же