– Там, там, бритт, – злорадствовал он, указывая на столб, – там ты заплатишь нам за всё! Скудная часть того, что твой народ задолжал моему, но ты отдашь ее сполна.
Торжество старика показалось бы поистине дьявольским, если бы не отражение более высокой цели в чертах его лица. Он абсолютно искренне верил, что вершит лишь месть, и был словно бы величайшим защитником большого, но проигранного дела.
– Но я – бритт! – запинаясь, проговорил Корорук. – Не мой народ обратил вас в изгнанников! То были гэлы из Ирландии. А я – бритт, и мои люди пришли из Галлии лишь сотню лет тому назад. Мы повергли гэлов и изгнали их в Эрин[27], Уэльс и Каледонию так же, как они изгнали вас.
– Не имеет значения! – Старик вскочил на ноги. – Кельт есть кельт. Что бритт, что гэл – никакой разницы. Не будь он гэлом, был бы бриттом. Каждый кельт, что попадает в наши руки, обязан платить, и неважно, кто он – воин или женщина, дитя или король. А теперь взять его и привязать к столбу!
Спустя мгновение Корорук оказался привязан и с ужасом наблюдал, как пикты выкладывают дрова у его ног.
– А когда ты хорошенько поджаришься, бритт, – произнес старец, – этот кинжал, что познал кровь сотни бриттов, утолит свою жажду и твоей кровью.
– Но я не сделал ничего дурного ни одному пикту! – выдохнул Корорук, пытаясь вырваться из пут.
– Ты платишь не за то, что сделал сам, а за то, что сделал твой народ, – решительно ответил ему старик. – Я хорошо помню деяния кельтов, когда они впервые высадились на берега Британии, – и вопли убиенных, и крики насилуемых женщин, и дым горящих деревень, и шум грабежей.
У Корорука по спине забегали мурашки. Когда кельты впервые высадились на берега Британии! Это было свыше пятисот лет назад!
И кельтское любопытство в нем заставило задуматься, даже притом, что пикты уже готовились вот-вот поджечь дрова, сваленные вокруг него.
– Ты не можешь этого помнить – это происходило очень давно.
– А я и живу очень давно, – угрюмо ответил старик. – В юности я был охотником на ведьм, и одна старуха прокляла меня, пока корчилась у столба. Она сказала, что я буду жить до тех пор, пока не умрет последнее дитя племени пиктов. И что мне доведется увидеть, как прежде могучий народ уйдет в забвение, и лишь тогда – и только тогда – я последую за ней. Так она наложила на меня проклятье вечной жизни. – С этими словами его голос набрал силу, заполнив всю пещеру. – Но то проклятье – ничто. Слово не может принести вреда, оно бессильно против человека. А я живу. Я повидал уже сотню поколений и теперь переживаю вторую. Что есть время? Солнце встает и садится, и всякий день уходит в забвение. Люди следят за солнцем и выстраивают свою жизнь в зависимости от него. Они во всем полагаются на ход времени. Считают минуты, что уводят их в вечность.