Собственный опыт периода первой русской революции и последовавшей реакции видимо вызвал ту сугубую осторожность, с которой Ленин писал в январе 1917 года: “Мы, старики, может быть не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но, думается, молодежь…будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции”.26
Ленин по-прежнему нисколько не сомневается в правильности своего политического инстинкта, делая теперь поправку на непредсказуемость хода событий, возникновения условий, когда русский пролетариат и русское общество будут вынуждены искать спасения в марксизме, в радикальной социальной революции. Политическим инстинктом он продолжает руководствоваться в своей практической работе, в своей теории, совершив в ней ряд – как выразился Плеханов – “метафизических подвигов”.
“Начинающееся в молодой стране движение может быть успешным лишь при условии претворения им опыта других стран”.27
Это абсолютно правильное общее соображение, хотя и было использовано на деле, осталось за бортом в теории, и по частному, специфическому случаю одной страны последовали в дальнейшем всеобщие выводы.
Если, скажем, неизбежность теоретической борьбы и необходимость решительного размежевания с людьми, ведущими в тупик, ничего чисто русского не имеет, то вопрос: “Можно ли экспортировать марксизм в Россию? Как это сделать?” и так далее – отнюдь не общемирового масштаба и, утверждая общим законом частное соображение, что “роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией”.28, Ленин перевернул действительные отношения с ног на голову, перейдя от материализма в практике к чистейшему идеализму в теории.
Но, может быть, речь идет все же не о России, не применительно к русской действительности?
Нет. Ленин закрепляет чисто русскую специфику взаимоотношений между “Сознательной” русской социал-демократией, заимствовавшей марксизм, и “бессознательным” стихийным рабочим движением в качестве общей закономерности, ссылаясь на историю всех стран, оставляя раз и навсегда сознательность на стороне интеллигенции, а бессознательность на стороне рабочих.
Попросту говоря, он, возможно непреднамеренно, как человек занятый сугубо земными проблемами текущего момента, пересматривает марксизм, приспосабливая теорию к нуждам собственного политического движения. Отсюда фатальность, с которой Ленин решает опереться на Карла Каутского, поскольку для него доказательства и авторитеты представляют ценность, когда дают пользу для решения текущих задач.
“Разумеется, социализм, как учение, столь же коренится в современных экономических отношениях, как классовая