Когда листья станут желтыми. Алексей Прокофьев

застывшая капля крови, голова повернута набок, соединяясь с телом изящным изгибом шеи. Глаза застыли, остекленели, в них отражались покачивающиеся кроны пальм. И редкие растянутые облака проплывали в ее глазах, словно это было небо.

      Музыкант бережно взял ее в руки и отнес к ближайшей пальме. Уложил в небольшую ямку меж корней, прикрыл лежащим неподалеку листом, оставив снаружи голову. Глаза птицы смотрели на него, вопрошая неподвижным суровым взглядом.

      Он вынул из сумки саксофон и, видя себя со стороны в зеркалах круглых мертвых глаз, заиграл ту мелодию из дневника. Грустная, пронзительная это была музыка.

      Стихло… Шумные, кричащие джунгли обратились пустынным безмолвием, проникшись новой неизведанной красотой, неожиданно нарушившей обычное течение жизни. И все вокруг вслушивалось в музыку, посвященную благородной мертвой птице.

      – Ну и чудеса! – воскликнул Панчо, увидев входящего в бар музыканта. – Ты чего это? Надоело сидеть в своей хижине? Кофе будешь?

      Музыкант молча кивнул, но Панчо не обижался, он привык к его замкнутости.

      Вопрос о том, какое сегодня число нисколько не удивил Панчо, потому что и он не знал этого. Порывшись в каморке в глубине бара, они нашли календарь и выяснили, что сегодня понедельник, правда про понедельник то Панчо знал, девятое марта.

      – Привет, амиго, – послышался певучий голос Нии из кухни.

      – Хорошо выглядишь, – воскликнула она, присвистнув от удивления. – Влюбился? Или на тебя свалился нежданный подарок судьбы?

      – Я немного поиграю?

      – Хоть до утра, – приветствовал Панчо. Ему тоже не хотелось оставаться одному: Ния собиралась на рынок, а клиенты, как обычно, появятся, когда спадет дневная жара.

      Сев на свое место, справа у стойки, на возвышении, обозначающем некоторое подобие сцены, он заиграл мелодию из дневника. Она не покидала его все то время, пока он шел, и играла нескончаемым повтором в душе. Когда музыка становилась отрывистой – то возвращающей к первоначалу, то падающей в необъятность, – в глазах его жила белая птица с алой каплей на груди. Билась, металась, летала в бездонных глубинах. А когда звуки тихо журчали переливами, – он видел красивую девочку, таинственно бредущую в сумраке ночи.

      «Влюбился?» – внезапно всплыл недавний вопрос Нии, прозвучавший как утверждение.