Олег несколько зло, с издевкой прошептал:
– Картина называется "В предкушении сладкого греха", – и еще тише добавил: – Мысленного.
Олег не играл на публику и не хотел, чтобы его кто-нибудь услышал, тем более горбоносый. Но слух у того оказался чутким, особенно если учесть его тупое отчуждение.
– Не юродствуйте, молодой человек. Вы же не глупый тинейджер. Тут все серьезно. Здесь людская трагедия, а не похоть. И не в потерянном Рае, а в познании любви.
Олег усмехнулся, на сей раз без издевки, а как реакция на философские заумности горбоносого.
– Любовь – есть грех? – уточнил он.
– Любовь – есть людская трагедия, – поправил его горбоносый. – Человек и без того неадекватен в своих мыслях и поступках. Не созрел он еще и для любви.
– У ты как, и почему это он не созрел? – Олегу становилось все веселее. Ну чудик ему попался, рассмешил.
– Вы никогда не замечали странностей, водящихся за влюбленными? Как они умудряются выглядеть жалкими, несчастными и одновременно возвышенными и счастливыми. Тот еще казус. А сколько зла и страданий они приносят друг другу и при этом готовы все отдать ради любимого. Тут прослеживается явная патология. Любовь в людской среде приобрела не то значение, она, извините, представляет собою сумасшествие, причем по собственной воле. Любовь полна безрассудства. И это притом, как я уже говорил, человек и без того неадекватен и безрассуден. Нелепые, откровенно нелогично-дикие, не поддающиеся осмыслению поступки делают из него полного дурака. Складывается ощущение, что человек по своей природе садомазахист. Ужалить по-больнее другого и чтоб тебя побольнее ужалили – не это ли есть кайф. А особенно кайфово, когда сам себя жалишь. Вот это и есть любовь в человеческом понимании. Впрочем, я не такой уж и бесчувственный. Мне очень жаль людей, особенно влюбленных. Их стоит пожалеть хотя бы за то, что люди в своем первобытном состоянии еще и отваживаются любить, тем причиняя себе еще большие муки и страдания. Они нуждаются в поддержке и помощи. Но, увы, не все в моих силах. Запретить людям любить я не в состоянии. Поэтому, остается только, во многом потворствуя, по-возможности оберегать их от опасности. В чем я, впрочем, тоже несколько ограничен. Но пока ничего, справляюсь.
" Вот, блин, он еще и сумасшедший, – подумал Олег. – Сумасшедший философ с замашками на роль спасителя. Кто из нас юродствует и кощунствует?"
Но сказал Олег совершенно другое:
– Вы