«В тридцать восьмом родилась… Значит, ей двадцать», – думал Сергей. Надо же, только что он вспоминал свои двадцать лет, разглядывая фотографию. «А что я делал в тридцать восьмом? Как раз был в Ленинграде! Точно!»
Он нахмурился:
– Как вашего отца звали, вы сказали?
– Да я и не говорила. Петр Прохорович Беседин, а мама – Надежда Львовна.
– Петя! Петя Беседин! Господи! Так вы же Лиза!
– Ну да. Я вам сразу так и сказала.
– Так значит, Петя погиб… И Наденька… Лиза, я же вас помню! Я вас на руках держал. Я как раз тогда жил у вас. Года полтора, наверно, прожил…
– Правда?! Значит, вы знали маму и папу?! Расскажете, какие они были?
Сергей вспомнил тот безумный день, когда Петя ввалился домой и завопил, как сумасшедший: «Дочь! У меня дочь родилась! Ты представляешь, Седой?! Наденька девочку родила! Пятьдесят два сантиметра, два кило семьсот!» И они радостно напились, а на следующий день помчались к роддому, куда их, конечно же, не пустили. Они два часа орали под окнами, пока в окне не показалась бледненькая, но счастливая Надя. Когда Сергей последний раз видел Лизу, она пыталась ходить, делала пару шагов, потом толстенький задок перевешивал, и она шлепалась на пол, изумленно тараща глаза, но не плакала, а быстро переворачивалась и ползла на четвереньках. И вот теперь Лиза сидела перед Сергеем как живое олицетворение прошедшего времени: двадцать лет минуло. Двадцать лет, семнадцать из которых он провел на войне, в лагерях и на поселении! За это время крошечный младенец вырос и превратился во взрослую симпатичную девушку.
– Сергей Валентинович, вам плохо? – Голосок Лизы звучал встревоженно.
Сергея действительно замутило, так чудовищно жалко стало себя, свою нелепую, бездарно прожитую жизнь. «Что это я?! – Сергей попытался встряхнуться. – Почему прожитую?! Мне же всего сорок три! Впереди еще как минимум лет двадцать, а то и тридцать для того, чтобы наверстать упущенное». Но сколько он себя не уговаривал, странное чувство обреченности не проходило. Он не умел заглядывать в будущее, у Ольги это получалось лучше. Да, честно говоря, и не пытался, всегда стараясь жить сегодняшним днем. А там, откуда он вернулся, счет шел не на дни, а на часы да минуты. Все хорошо, он выжил, выбрался. Он дома. Но почему вдруг стало так страшно? Словно открылась дверь грядущего и оттуда потянуло стужей, как из этого холодильного шкафа. Могильной стужей.
– Ничего, Лиза, – сказал он, улыбнувшись: – Ничего. Все в порядке.
И тут явилась Ольга. Сергей с удовольствием разглядывал сестру: яркая блондинка с живым и свежим лицом, умело подкрашенная, дорого и модно одетая, уверенная в себе – в общем, роскошная женщина. Она тут же засуетилась: расцеловала брата с Лизой, выложила на стол кучу всякой снеди и наконец уселась сама – все это не умолкая ни на минуту:
– Ну, как вы тут, дети мои? Смотрю, ты слегка оклемался, да? Ой, я тоже хочу какао! Лиза, котик, там еще осталось? Налей мне, пожалуйста. И открой вон ту баночку. Масло есть? Сереж, будешь? Давай, тебе надо.
Ольга ловко отрезала