– И тебе. – Я протянул ей руку. Она пожала. Крепкая теплая ладонь.
– Пока. – Она открыла дверь в подъезд.
– Пока, – кивнул я, выкатился на лестницу и обрушился вниз по ступеням.
Пробежав два лестничных пролета, я с размаху навалился на замерзшее в морозных каракулях окно и так застыл. Я стоял и жмурился и перекатывал в кулаке фаланги пальцев. Стоит ли объяснять, как я себя ненавидел??
А потом я развернулся и медленно поплелся вниз, переползая через ступени, как крошечный муравей через буханку хлеба. И когда уже был в самом низу парадной, остановился еще раз, посмотрел вверх, взялся за покрытую инеем ручку входной двери, рванул на себя и тут услышал, как где-то высоко-высоко кто-то резко хлопнул дверью.
Мотофозо: 35 юбилейных песен
либретто моноспектакля
Я влюблена. Это так же очевидно, как отсутствие света вчера вечером и град величиной с полпальца, заваливший сад. Я влюблена, и меня это начинает пугать.
Ну зачем было идти в этот странный ломаный театр с демонстрацией маскулинно-женского и сиренево-черным ароматом желания?
Разумеется, все началось именно в том одуряющем пространстве, на том поле боя «артист – зритель».
Моя часть поля была нашпигована клубнями зрительских голов, а на противоположной носился крохотный черный флажок.
Внезапно он упал, я получила под дых и поняла – ну вот, еще одна наша встреча…
Первый раз я влюбилась в нее еще в школе. Это было несложно. Во-первых, в этом возрасте нормальному человеку положено влюбляться. Во-вторых, есть люди, в которых влюбляешься тотчас после первой встречи, неосознанно и вопреки. К тому же она пела. И пела весьма своеобразно – всегда закрыв глаза и молотя по гитаре с такой отвагой, что на банке оставались капельки крови. Иногда, впрочем, дубасила по клавишам уютного гробика «Красный Октябрь», в котором у нее уже тогда был маленький бар – да куда там бар! Смешное слово – правильнее сказать, заначка с пыльной бутылкой пива либо белого вина «Ркацители».
Наше сближение произошло на дне рождения одноклассницы, откуда мы выползли вместе, внезапно напившиеся вусмерть. Помню заметенную по уши улицу Ленина, по которой дошатались до кинотеатра «Победа», помню наши глупые пьяные лица и подростковое идиотическое ржание, помню задубевшие ноги в сапогах на подошве, именуемой «манка». А вот фильм «8 1/2» неизвестного режиссера Федерико Феллини я не помню. Однако примечательно совсем другое. В зверски холодном зале колымского поселка был вместе с нами всего лишь один зритель – директор нашей школы Раиса Спиридоновна, которая, как выяснилось позже, сидела ровно на два ряда впереди и на голову которой мы с пьяным подростковым гиканьем закинули ноги в «манных» сапогах.
Я никогда не забуду урок биологии, когда она, пряча замацанную рогатку под партой, аккуратно прицелясь, всадила кусочек алюминия в нежно оттопыренное ухо Виолетты Суровцевой. Солнце просвечивало ушную раковину и мгновенно взорвалось светотенью и воплем одноклассницы, с ревом уронившей голову на парту.