Мы звякнули в колокольчик, и к нам вышел плотный седой краснолицый старикан лет восьмидесяти, типичный француз, а французы, как известно, обладают удивительной способностью сохранять лучезарную юношескую улыбку до глубокой старости.
Холмс неожиданно подался вперёд всем своим худым и натянутым, словно скрипичная струна, изящным телом.
– О, месье Бернар, неужели это вы? Ваша губная помада, завёрнутая в шёлковую бумагу в форме карандаша, произвела фурор на всемирной выставке в Амстердаме, если не ошибаюсь, пять лет назад.
– О, да, сэр, точнее сказать, не я, а мой старший брат представлял там её. А вы, я вижу, знаток косметики. Торгуете?
– Моя дорогая сестра любит болтать обо всём этом. Вот, посмотрите, она выскребла из своей баночки засохшие остатки и попросила приобрести точно такую же помаду. – Холмс достал из кармана конверт, в который он сделал соскобы с оконного стекла, приоткрыл его и приблизил к флегматичному лицу хозяина. – Именно такой сорт ей чрезвычайно нравится, он делает её настоящей Клеопатрой! Есть ли у вас то, что она просит?
Старик взял в руки конверт и осторожно поднёс его к своему колоритному бугристому носу, который вдруг зашевелился, как у зверя, почуявшего верную добычу.
– А, понял, о чём идёт речь! Смесь из свежего молока, пчелиного воска, корней и зёрен чёрного винограда. Превосходный, кстати, вкус у вашей сестры, позвольте вам сказать! К сожалению, сэр, недели три назад одна милая мадемуазель купила у меня последнюю баночку. Больше такой помады у меня не осталось. Она слишком дорогая, плохо берут, и я решил пока не заказывать её.
– Вам присылают её на пароходе?
– Совершенно верно.
– Постойте, а не подослал ли муж моей сестры свою служанку, чтобы опередить меня. Мы с ним часто соперничаем по поводу подарков нашей дорогой Адель, иногда мне даже кажется, что он, дурачок, ревнует меня к ней.
– Я говорил ей, сэр, что тёмно-бордовый цвет идёт зрелым женщинам, а ей, совсем ещё юной девушке, подойдёт нежно-розовый, однако она не желала меня слушать. Что поделаешь, провинциальное упрямство способно разбить вдребезги любые доводы.
– Почему вы решили, что она провинциалка?
– Говорю вам, сэр, я живу в Британии шестьдесят лет, и продавал свои краски для женщин не только в Лондоне. Поверьте, меня не проведёшь, этот говор я отличу от любого другого. Она откуда-то из Южного Уэльса, совершенно точно.
– Неужели мой братец послал свою бывшую горничную, она, помнится, была из Девоншира. Не могли бы вы мне её описать подробнее?
– Она