– Если б ты еще хоть на минуту задержался, я бы ушел один, – сказал я отцу, когда он наконец появился и мы отправились выбирать именинный торт. Сегодня за рулем был я, и он предпочел сесть сзади, по дороге сделал несколько рабочих звонков.
– Зачем ты накричал на брата? – между двумя из них спросил отец как бы невзначай.
– Он ревел?
Папа кивнул.
– Плакал под столом в гостиной, когда я уходил. Каких глупостей ты опять наговорил ему?
Я даже не пробовал защищаться. В этой семье все были уверены, что я ненавижу младшего брата. Начала, конечно, Лариса с причитаний, как бы я не навредил обожаемому сыночку, как бы дурно не повлиял на него. Ее презрение ко мне было так велико, что застило глаза, скрывая очевидную истину: мне нечего было делить с Егором. Мне не за что было ненавидеть его.
Мы в одной лодке, из одного теста – сироты, спасенные добрыми дядей и тетей. Он подкидыш из приюта, двухмесячным оказался в dolcevita семьи Ржевских. Я, до того, как стать Ржевским, успел хлебнуть горя сполна. Мне было почти десять, когда транзитом через детский дом, полгода в котором показались мне адом, мое тщедушное тельце перевезли в огромный трехэтажный коттедж за городом, где у тебя своя комната, постель, ящик с конструктором лего и миниатюрный глобус. Где кормят несколько раз в день и все время разными блюдами, а хлеба столько, что можно брать и еще, если захочется, даже по три кусочка. Третий я обычно незаметно прятал в карман брюк, а затем хранил под матрасом в своей спальне, на всякий случай. Жизнь приучила меня ко всяким случаям.
Не помню, чтобы я когда-то наедался досыта, пока была жива мама. Воспоминания о ней теперь казались далекими и тусклыми, и я не жалел, что ее больше нет. Что за ужасные слова! Нет, жалел, конечно, но не скучал по ней, как по чему-то потерянному, реальному. Порой она словно была выдуманной героиней сказки, святой, пожертвовавшей своей жизнью ради другого.
Маму задавил автомобиль с пьяным водителем за рулем. Она сама бросилась под колеса, оттолкнув беременную женщину, на которую ехала тараном набиравшая скорость машина. Беременной женщиной была Лариса Ржевская, ребенка она вскоре потеряла, но все-таки осталась жива. После очередного выкидыша – шестого, так уж трагично было устроено что-то у нее внутри – они с мужем прекратили попытки завести своих детей, а тут оказалось, что погибшая спасительница оставила после себя сына, никому не нужного кареглазого щуплого мальчишку, запуганного и молчаливого: до десяти лет я почти ни с кем, кроме матери, не общался, все время проводя в нашей комнатке в общежитии, – мама запрещала мне выходить, когда ее не было дома, а не было ее слишком часто, если не сказать – постоянно, особенно по ночам.
Так моя судьба решилась: Ржевские усыновили маленького Гришу – из милости, из благодарности к маме или из чувства вины перед ней, я не знал. Но мне известно (и этого не знал отец), что он был против моего усыновления.