Захар словно почувствовал приближение гостя и, покинув свой «капитанский мостик» – маячную комнату, вышел навстречу. Герман с облегчением вздохнул: можно будет переговорить снаружи и избежать подъема по винтовой лесенке. Он махнул зажатым в свободной руке пакетом, приветствуя пожилого мужчину. На фоне каменной громады маяка смотритель казался игрушечной фигуркой.
– Ну, здравствуй, здравствуй, – заулыбался в седые усы Захар и раскинул руки, желая обнять гостя.
– Ты будто знал, что я приеду.
– Ну а как иначе?
Они крепко обнялись, и Герман, как случалось всегда, на короткий момент ощутил желанный покой. Когда старик разжал руки и отступил на шаг, Герман протянул хозяину маяка пакет с гостинцами – шоколадными конфетами, чаем, пряниками и коробкой с зефиром. Захар очень любил сладкое.
– Балуешь меня, – проворчал, не скрывая довольства, смотритель. – Идем? Чайник поставлю.
– Может, здесь поговорим?
– Торопишься? Или…
– Или, – усмехнулся Герман. – Не пытай уж подъемом. Хотя бы сегодня.
– В маяке изначально лифт задумывался, но что-то не сложилось, – пробормотал, словно оправдываясь, старик. – Ну, пойдем тогда в нашу говорильню.
«Говорильней» Захар называл небольшое бетонное строение за маяком без окон и проемом без двери, предназначенное для каких-то хозяйственных нужд. Смотритель как-то принес туда пару старых стульев и журнальный столик, на который водрузил керосиновую лампу. И безликое кубоподобное сооружение превратилось в своеобразную беседку.
Они прошли к сооружению по узкой дорожке, которую аккуратный Захар всегда содержал в чистоте и порядке. Высокому Герману пришлось пригнуться, когда он следом за хозяином входил в помещение, чтобы не задеть макушкой низкую притолоку.
– Может, принесу-таки нам чаю? – предложил смотритель.
– Нет, Захар, я тороплюсь. Хочу вернуться до темноты. Сегодня полнолуние.
– Мог бы остаться у меня, – проворчал старик.
– Не сегодня, – категорично отказался гость и без перехода произнес: – Я видел сегодня ее. Эту девчонку. Новенькую.
Старик тяжело вздохнул, словно на его плечи разом обрушился груз всех прожитых лет. А затем привстал и нагнулся через стол к гостю:
– Герман,