Он не судит никого, потому что невозможно осудить смертного – он уже осужден скорой неминуемой смертью. Несколько десятков лет человеческой жизни так ничтожно мало, по сравнению с тысячелетиями страданий Бога во имя и для людей.
Бог живет вместе с нами, он страдает вместе с нами, он любит и ненавидит, как мы, и умирает в скорби и печали рядом с нами.
Я верю. И это главное, что отличает меня от мира теней.
Того безумного мира бесплотных теней, что окружает меня всю сознательную жизнь.
3
У женщины пышные светлые волосы и холодные голубые глаза. Когда-то она была очень красива, этакой демонической красотой, что сводит мужчин с ума, но сейчас все уже в прошлом. Ей далеко за пятьдесят, она похожа на увядающий цветок, и безуспешная борьба с возрастом хорошо заметна. К тому же слегка расплывшаяся фигура подчеркивает её возраст.
Она смотрит на меня и говорит, что только я могу помочь дочери. Она говорит путано и многословно, как будто оплетает меня паутиной слов, объясняя, как она обо мне узнала и почему пришла именно сюда. Она пытается рассказать, что же случилось с девочкой, забывая и перевирая медицинские термины. Она говорит, а я смотрю на девочку.
С короткой стрижкой, в джинсах и футболке, девочка лет пятнадцати сидит на стуле у стены, и я вижу, что она обречена. У неё еще сохраняется надежда, она верит, что в жизни все еще впереди, а эта досадная мелочь, эта неприятная болячка, ничто по сравнению с далеко идущими планами в жизни. В её возрасте думать о смерти невозможно, – в школе подруги, танцевальная студия и первый поцелуй с мальчиком.
Она обречена, и я еще не знаю, хочу ли я помогать ей. Если я вытащу девочку – а она уже сейчас одной ногой стоит в могиле – в её будущей жизни ничего не будет: убогое существование в маленьком городке без какого-либо желания увидеть мир, первое разочарование и первая любовь, которая быстро перерастет в безумие ненависти. Она родит ребенка-дауна и проклянет Бога. Отягощенная мужем-алкоголиком и ребенком-инвалидом, она будет ненавидеть весь мир. И в этой ненависти будет сгорать никчемная жизнь.
Может, это правильное решение – прекратить её существование сейчас? Решение, которое принято свыше, может, оно единственно верное? Я могу изменить то, что записано в книге судеб, но – нужно ли это самой девочке, которое еще не знает, что её ждет? И даже если она узнает своё будущее, разве она поверит в него, ведь молодости свойственна наивная вера в сладкое завтра?
Непростые вопросы, на которые у меня пока нет ответов.
Непростые ответы, которые еще впереди.
Все будет зависеть от девочки – сможет ли она измениться?
Я киваю головой матери и говорю, что обязательно попытаюсь помочь девочке. Лицо женщины освящается улыбкой. Она говорит, что заплатит любые деньги, что ей ничего не жалко ради дочери, что благодарность будет безразмерна. Она говорит