ЛЕСНАЯ САНЭПИДСТАНЦИЯ
Тетерев.
По ранней весне в лесу ещё снега полно. А с муравейников он сползает.
Днём солнце сильно пригревает. Тишина. Если стоять без движения, станет слышно, как снежные корочки подплавляются и то тут, то там обрушиваются с тихим звоном, сверкнув на мгновенье слепящими огоньками. На проталинах выклёвываются кандыки, белоцветки-ветреницы. Тишина, и если хорошенечко прислушаться – слышно как мочажинки возле муравейника впитывают воду, щёточки черемши проклевывают лесную прель.
На первое тепло вылезают и сами муравьи. Как шубой муравейник укроют. Шевелится та шуба. А над шубой, если приглядеться, дымка висит. Запаши-и-стая. Мы с мальчишками наслюним палочку – и в эту шубу. Как навалятся на неё муравьи! Топчутся по ней, друг по другу усами метут, глаза лапками от удивления протирают. Через некоторое время лизнёшь ту палочку, а она – конфетка! Сладкая, кисловатая, и аромат от неё….
Мой дедушка говорит: «В такое время муравей на лекарство щедрый. А лекарство его очень даже целебное».
И он каждую весну полную банку муравьёв закупоривает. В банке они в месиво превращаются.
– А есть, – говорит дедушка, – такие муравьи, которые в своих муравейниках масло муравьиное делают. Раньше бывали специальные добытчики того масла. Раскапывали муравейники и на дне их добывали те куски масла.
– Разве ж так можно?! – удивился я.
– Ясное дело, не следует эдак. И за такой разбой их никто не жаловал. Но разбойников от этого не переводилось, – сказал дедушка.
В эту весну дедушка взял меня на муравейник.
– Дедушка, а от чего оно, муравьиное лекарство? – спросил я.
– Да любую хворь правит. Особенно хвори поясничные. Радикулит тот же.
Муравейники дедушка ещё с осени облюбовывает. В светлом березняке. Чтоб большие были. В больших муравейниках, как говорит дедушка, много муравьиной силы накапливается. И семья там сильная. Небольшой ущерб от незлого человека такая семья быстро правит.
Не дошли мы немного до муравейника, дедушка говорит:
«Давай-ка внучок, передохнём. Лес послушаем».
И мы стали слушать лес. Стоим под берёзой и я смотрю, как на сугробиках снежные плёночки опадают под солнцем. Позванивают то тут, то там: зинь-нь-нь, тен-нь-нь… и в мгновенье исчезают с просверками. Или, наоборот, мимо взгляда промелькнут, как крохотные бабочки.
Вдруг словно флаг полотнищем на ветру захлопал. Глядь – это пара тетеревов на «наш» муравейник села. Один крылья развесил, оглаживает ими муравейник, а сам ногами муравьиную кучу месит, голову змеёй вытягивает и по муравейнику ею елозит.
– Не шелохнись! –