Учение о “припоминании” мне представляется важным инструментом определения, например, своих собратьев по этносу. То есть это интересный механизм своей идентификации в сообществе (например, национальном122). Душа реинкарнированного могла переходить из тела в тело своих этнических собратьев разных эпох. Чем, собственно, и отличается история еврейской нации, отполировавшая личность в параметрах мудрости и самодостаточности.
В нынешнем его теле Личность “ эманирует” из себя информацию об истории, географии, кухне, обычаях, принципах жизнеустройства и т. д. Может, поэтому человек приобщает себя к определенному этносу, хотя живет в диаспоре. Похожее говорит Карл Юнг, утверждая необходимость более глубинного изучения коллективного бессознательного123.
Ведущей доминантой рассмотрения диалектики души и тела у Сократа и Платона остается нравственно-этическая. Платон полностью разделяет рационалистический подход Сократа к проблемам этики: условием нравственных поступков он тоже считает истинное знание. Но что это такое – истинное знание? Что такое истина? И объективна ли она?
Знание подлинного бытия, т.е. того, что всегда себе тождественно и неизменно, – а таков у Платона, как мы уже знаем, мир идей, являющихся прообразами вещей чувственного мира, – должно, по замыслу философа, дать прочное основание для создания этики. А последняя рассматривается Платоном как условие возможности справедливого общества, где люди будут добродетельны, а значит, и счастливы. Но всегда ли счастливы добродетельные?
Подобно тому, как все сущее Платон делит на две неравноценные сферы – вечные и самосущие идеи, с одной стороны, и преходящие, текучие и несамостоятельные вещи чувственного мира – с другой, он и в человеке различает бессмертную душу и смертное, тленное тело.
В последние годы в научной литературе нашего мира вновь стало популярным понятие эмпатии124. На языке этики это означало умение и желание понять противоположную сторону. Дж. Джеймс рассматривает эту проблему глубже – на биофизическом уровне: “ между всеми организмами существует эмпатия, так что каждое растение будет откликаться на гибель другого, даже принадлежащего к иному виду”.
С людьми точно так же, если не сильнее. Скольким из нас случалось переживать случаи внезапной смерти близкого друга на другом конце мира125. Феномен эмпатии легко объясним концепцией морфических полей, т.е. условиями синхронности глобального поля Вселенной и поля конкретного человека126.
Этический слой понятия “эмпатия” делает актуальным вопрос о мотивации. И тогда тема расширяет границы. Ведь существуют люди, у которых, как у карлика Лагерквиста, биологически перекрыта функция понимания другого. Скопец не поймет влюбленного Меджнуна. У него просто нет физиологического “механизма любви”. Этот важный инструмент жизнедеятельности землянина плавает у карлика в поле тотального безразличия. Но безразличие синонимично понятию равнодушие127.
На