Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы. Наталья Громова

коллег, последнего слова осужденным не дали. Штейман сидел рядом с Женей, держал ее за руку. Она была спокойна, полностью владела собой. Ее приговорили в десяти годам заключения и к пяти – поражения в правах. Всех, проходивших по делу, отправили на Соловки. Позднее Штеймана вывезли в Норильск, о судьбе остальных он ничего не знал.

      В начале 1935 года Ленинград захлестнул так называемый «кировский поток». Каждый день с Московского вокзала уходил состав с высланными. Высылали целыми семьями. Этот поезд с долей черного юмора в народе называли «Дворянская стрела». Местная ленинградская власть руководствовалась закрытым письмом ЦК от 18 января 1935 года, в котором утверждалось: «Ленинград является единственным в своем роде городом, где больше всего осталось бывших царских чиновников и их челяди, бывших жандармов и полицейских… Эти господа, расползаясь во все стороны, разлагают и портят наши аппараты»[36].

      В дневниках Любови Шапориной читаем: «В несчастном Ленинграде стон стоит, и были бы еще целы колокола, слышен был бы похоронный звон. Эти высылки для большинства – смерть… Творится что-то чудовищное, неописуемое. Высылаются дети, 75-летние старики и старухи… В институте Лесгафта семь человек из политкаторжан – три семьи высылаются. Ссылают в Тургай, Вилюйск, Агбасар, Кокчетав, куда надо 150 вест ехать на верблюдах, а куда только на собаках. По каким признакам?

      Бывших дворян, аристократов, оппозиционеров, детей священников, мало-мальски состоятельных людей, имеющих родных за границей и без признаков вообще. И главным образом старых петербуржцев»[37].