– Ну что, что я тебе говорил? – радовался до слез директор, провожая домой учителя по труду. Вот родит, туда дальше в садик пойдете. И чтобы оба у меня как штык на работу.
Счастливый, но в то же время с беспокойством и тревогой на лице, Федор стоял перед директором.
– Ну что ты, что ты печалишься, Федор? Мучишься, что не твое?
– Да где же не мое. Мое. Я вот… – и Федор опустил голову.
– Что? Говори, Федор, не бойся.
– Я вот колыбельку делал и плакал. Все одно, что баба, даже потом стыдно было.
– Да что ты, что ты, Федор. Это хорошо, хорошо, – и у старого директора проступали слезы.
– Страшно мне. По ночам не сплю. Совсем она плохая. В больницу отказалась ложиться. Говорит, с тобой буду, никуда от тебя не уйду. Как так может быть? Вот за что она меня любит? Что ей сделал?
– Да за колыбельку она тебя любит. За слезы твои. Иди с глаз моих долой. Беги к ней!
Схватки у Эльвиры начались глубокой ночью и вышли стремительными и болезненными.
– Федор, миленький, не бросай, не бросай меня. Я боюсь одна, – умоляла Эльвира.
– Врача тебе надо, что я могу. Надо бежать звонить. Потерпи, потерпи, Эльвирочка. Здесь недалеко. Я скоро, только за врачом, – отвечал испуганно Федор и торопился.
– А-а-а-а, – начинала кричать Эльвира, и Федор бросал пальто с шапкой и бежал обратно к постели рожающей женщины.
– Да что я. В больницу надо, – сокрушался Федор.
– Не бросай. Страшно! А-а-а-а, больно! – запрокинув голову, закатывала глаза Эльвира.
– Потерпи, потерпи, Эльвира.
– А-а-а-а, не могу, больно!
– Сейчас, сейчас! И Федор бежал к бабке соседке и, как сумасшедший, не помня себя, колотил в окно. – Егоровна, Егоровна!
– Да что случилась? – спрашивала Егоровна, семидесятилетняя бабка, в открытую форточку. – Рожает уже что ли?
– Да! Совсем она плохая. Опухла вся.
– Да тебе почем знать?! Ты доктор или когда рожал! – рассмеялась Егоровна. – Никуда не денется. Все рожают, и она родит!
– Я звонить в больницу побежал. А ты скорее, Егоровна. Иди к ней, ради бога, скорей.
– Да иди куда надо. Сейчас пойду, теперь все равно не засну.
Когда