– Дядя, а что там, в Задонье? Какая жизнь? – не утерпел, чтобы не спросить, Степан. – Жизня везде, ребяты, одинаковая. Не ты её, так она тебя, – промолвил, хозяин, замыкая сундук, – воля манить многих. Ищуть её, добиваются. А Задонье – степь бескрайняя, реки полноводные, зверь непуганый, птица несчитанная. Но ухо держи востро. Есть разбойники, как везде по Руси и по Дону. Есть черкесы, турки, ногаи, другие племена. Вот что я скажу: надо коней вам раздобыть. Верхи легче. Но у меня продажных коней нету, – вздохнул Павел. Потом ещё раз вздохнул, жалостно посмотрел на приятелей:
– Ладно, пойдём харч собирать. А вы пока побудьте в хате, отдохните.
Павел с женой вышли.
Фрол умостился на лавке, вытянув ноги. На щиколотках в тех местах, где тёрлись кандалы, появились ранки, которые он припорашивал пеплом от костра. Сейчас они воспалились. Но не это его беспокоило.
– Стёпа, Стёпа, не спи, – прошептал он, – хозяева нарочно оставили нас одних, чтобы мы уснули. А потом придут, тюкнут топором, и всё – денежки их. Ты видел эту бабу! Такая и глазом не моргнёт. Правильно сказал Трофим: змеюка! Сучка ярая!
– Да откуда они знают, сколько у тебя денег! Ты так торговался, будто отдавал последние. А потом мне дядька Павел понравился. Толковый мужик. Только молвит странно: вроде и по-нашему, а кой-чего и не понимаю.
– Мы тоже с тобой неодинаково разговариваем. Ты всё как по-писанному говоришь, на «О» нажимаешь.
– Мир большой и разный, – вздохнул Степан.
Он помолился и поцеловал образок. Потом улёгся и одними губами начал свою привычную беседу со Степанидой.
– Опять ведьмачишь? – проворчал Фрол, намереваясь караулить мешок.
За Доном
Лунная дорожка и частые звёзды, отражающиеся в воде, завораживают таинственностью. Тишина. Слышен только лёгкий всплеск воды от весла. Бударка пристала к берегу. Первой из лодки выпрыгнула собака, и за ней – люди.
Фрол с восторгом посмотрел вдаль, пытаясь увидеть новую землю. Но ещё темно и подробности не различимы. Всё равно ликующая радость переполняла его:
– Вот она, воля!
Степан тоже довольно расправил плечи, вздохнул полной грудью, присоединился к Фролу:
– Вольная земля!
Павел, не разделяя их восторга, – для него это будничность, всё же поддержал их:
– Да, ребяты, Задонье! Казакуйтя!
Он стал лицом к степи и, со знанием дела, произнёс обычное напутствие, повторяемое не один десяток раз:
– Слухайтя: будетя идти – чтоб солнце из-за левого плеча. Направо не завертайтя. Там на Мокрой Чубурке староверское селение. Они казаки, в нашей одёже ходять, так же дерутся как мы, саблями и шашками, тольки злые. К себе не подпустять, и даже воды не подадуть. Слева озорують наши казачки́, разбой творять. Вам идти прямо. Апосля, вёрст через семьдесят, явится река, ногаи её называють Е́я или Ея́. Их не разберёшь. Не такая широкая, как Дон-батюшка, но стружки Стеньки Разина в устьице захаживали. За рекой