Санёк уже не огорчается: он придумал новый шезлонг с подушками и махнул рукой образу Магды Даниловны – иди, мол, на лавку сериалы обсуждать. Человеку серьёзного бизнеса отдых полагается послеобеденный, а сын твой не клерк офисный, чтобы в комп пялиться с бутербродом в зубах. Натаха, та понимает: Санька – мозг, мозг всего «Икара». Такие люди, как он, – национальное достояние.
– Всё, – подскакивает Наталья Лазаревна.
– Чтоб тебя… – вздрагивает в кресле Санька.
– Сашенька, всё-всё пересчитала, всё, мой родной, – причитает Натаха и трясёт калькулятором. – Вся прибыль квартальная, вся ушла к Яновичу. Конечно, – задыхается она, – последний взнос, отделка – с шиком. Конечно, четыре трёхкомнатные. Вся лестничная клетка. Вся – ему одному.
Санька замирает в кресле, залысины на его огромном лбу бледнеют. А подруга поправляет бантик и продолжает:
– Представляешь! Триста квадратов. Три квартиры себе, а четвёртую – любовнице. – Наталья Лазаревна разводит руками. – А нам? А тебе – надежду, и ту не оставил.
– Чушь! – сипит Санька. – Не верю. Как же, любовницу и жену на одну площадку! Янович, чтоб его.
– Правда это, Сашенька. – У Натальи Лазаревны дёрнулись губы. – Тебя, лучшего зама, собственника, – подачками кормит. На твоих идеях поднялся и… ездит на тебе. Совести нет у ирода, богом себя возомнил. – Голос справедливости дрогнул. – Я Полинке всё рассказала: и про квартиры четыре, и про всё. Она волосы на себе рвёт, мол, дождалась, муж родной квартиру построил – и ей ни звука. А любовница-то в курсе, без этой моли учёной не обошлось.
На «Икаре» Полина Лазаревна так и не снискала любви. Человек она горячий, дерзости и колкости сыплет во все стороны и раздавить может тяжёлым характером.
– Да? – Санька кривит губы. – Жила и не знала, что муж квартиру новую строит? Бред, Натаха. Полине верить нельзя. У неё мозги плавают в спирте. В последний раз она в марте, кажись, белок ловила?
Наталья Лазаревна подобралась.
– Да знала она не больше нашего, – она обхватывает мягкий, как подушка, лоб, – так, догадывалась. Янович умеет, – шевелит она пальчиками-сосисочками. – Ну, ты в курсе. Вроде и говорит, а не скажет ничего. Только Снежане и доверяет. Она и дизайном занималась, и комнаты распределяла – кому куда, а матери ни слова, как обычно. Вся в папеньку своего. Нашей крови и нет в ней как будто.
– Да? А ты у Полины, значит, была? С донесением, – язвит, щурясь, Гацко.
– Сашок, ну что ты, ей-богу! Не веришь? – Наталья Лазаревна опускается на диван и берёт за руку гражданского мужа. Лицо её краснеет, но на лбу белеют вмятины от пальцев. – Ну что мы, в старой, без ремонта? Посмотри! – всплёскивает она руками. –