Тициан. Любовь небесная – земная. Елена Селестин

знаю тебя давно, и мне кажется, что даже то, что ты уже смог мне дать, сделало меня другим, – серьезно объяснил Джорджоне. – Увидишь мою новую картину. Еще мне интересно связать символы с музыкальной гармонией. Идей бесконечное множество, и во многом мне это открывается благодаря тебе, мой друг.

      – Вот! Ей это и скажи! – круглый, словно громадный шар, кудрявый, с длинными волосами, напоминающими львиную гриву, Камилло стоял посреди лужайки, обсаженной цветущими кустами роз, и тряс рукой, указывая в сторону Нижнего замка.

      – Если бы королева не доверяла нам, то не пригласила бы тебя работать в Азоло, – повторил Джорджоне. – Я ее хорошо знаю. Так что успокойся и подумай, какой доклад ты ей сможешь сделать вечером или завтра утром. И прошу, не надо ей говорить out omnia out nihil[2] – ради меня, ладно?

      – Меня интересует, как подготовлена бывшая конюшня, где нам предстоит работать. И еще – образцы дерева! – Камилло трусцой, неожиданно проворной для тучного человека, побежал во внутренний двор Верхнего замка.

* * *

      Лоренцо успел сделать набросок на доске для картины «Успение Богоматери» и загрунтовал под эту работу большой холст. Тридцать пять дукатов, которые Екатерина Венета обещала за заказ, были для него огромной суммой. Но кроме этой радости в тихом Азоло Лоренцо чувствовал, что может создать не только картину для церкви Санта-Мария Ассунта, но и другие, необычные. Да, только теперь, решившись уйти от мастера, он рождается как художник!