– Бросок сквозь Сагранну? Это другие горы.
– Разумеется, но я видел один выход – раскрыть лисий замысел казаронам. Среди них не могло не найтись таких, кто предпочтет поверить, даже не поверив, – ведь это такой прекрасный повод стать казаром самому! Адгемару пришлось бы отбиваться, он бы вернул бириссцев в Кагету, а из недорезанных казаронов получились бы свидетели против казара и Гайифы.
– Ты съел слишком мало Торки и слишком много Олларии…
– Должен же кто-то ее есть…
Оллария, Эйнрехт, Паона, Агарис велели быть умным, никому не верить, покупать и продавать. Лионель научился у них многому, только Великий Излом требует другого ума и другой жестокости, потому-то и пришлось брать с собой бергеров и алатов… Ли вытащил из кучи на столе алатскую перечницу в виде очень толстого волка, повертел в руках и водрузил перед зеркалом. Без попоек маршал мог обходиться долго, но нынешний вечер с удовольствием скоротал бы у витязей. Объявленная Лагаши «балинтова мешанка» жарилась и тушилась часа три, требуя возлияний после каждой закладки в котел, а таких закладок в самом скромном случае бывало не меньше дюжины. Увы, первый десяток здравиц был обязательным и именным. Сакацкий господарь, окажись он у котлов, поднимался, дай братец Леворукий памяти, если не на первом перце, то на тмине.
Предъявлять свою персону хоть бы и алатам Ли не собирался, позволить же пить за себя как за отсутствующего означало накликать на пьющих что-то скверное. Что именно, витязи точно не знали, потому и боялись, зато понятные угрозы их лишь бодрили, одно слово – варвары, непонятно откуда взявшиеся посреди Золотых Земель. Именно что непонятно! Это в Сагранне за каждой горой свои боги, свои обычаи, свой язык, с гальтарским никак не связанный, бывшая же Золотая Анаксия говорит если не на талиг, то на гайи, который, как бы ни бесились имперцы, не более чем старый провинциальный говор. Павлинам бы присвоить саймурское наследство, а они вцепились в Сервиллия, – впрочем, любые предки бессильны, когда мельчают потомки. Все величие Франциска не спасло Талиг от Алисы, хотя марагонца и его жалкого тезку разделяет меньше Круга. И ведь ничего страшного не творилось – Талиг жил по кодексу первого из Олларов, короли вешали свои портреты напротив изображений Франциска, унары повторяли Фабианову присягу, армия блюла заветы сперва Рамиро, потом Алонсо. Повторяли и блюли, блюли и повторяли, незаметно теряя то главное, чем брали Франциск, Рамиро, Алонсо, Рене…
Эсператисты бормочут на гальтарском, не вдумываясь в слова, даже не зная перевода. Олларианцы и лаикские менторы бубнят на талиг, толку-то? Лионель с неожиданной злостью уставился на знакомые ворота. Здесь снег был, вернее, шел; чистая, ни единого следа, дорога упиралась в черные створки, превращая ночную Лаик в зачарованное поместье, из которого не выйти. Савиньяк, впрочем, собирался войти.
Рокэ с Эпинэ и Салиганом созерцали снежную кучу; Марселю и таки ухваченному Котиком коту было не до того –