Здесь я гощу у брата, Ипполита, которого не видал 2 года, так же, как и жены его.
К М. Чайковскому
Таганрог. 22 марта 1888 года.
<…> Я провел здесь двое суток и завтра утром выезжаю. Совершенно здоров, но чувствую большую усталость. Дорогой перечел массу романов, в том числе несколько романов Михайлова, которые, по-моему, очень хороши, и я не понимаю, почему он не пользуется вовсе известностью[30]. Заграница представляется мне каким-то сном. Вообще я еще не могу прийти в себя.
К М. Чайковскому
Тифлис. 28 марта 1888 года.
<…> Приехал сюда третьего дня совершенно обожженным солнцем, ибо начиная с Душета была неописанная жара. Она здесь стоит уже давно. Все зелено, деревья фруктовые отцветают. Мне очень приятно в Тифлисе, но долго я здесь не останусь, ибо меня невыразимо тянет к себе домой. Я отлично знаю село Фроловское, которое Алеша нанял; это прелестное по живописности место, и ты сто раз его видел издали, едучи от Клина к Москве, сейчас же за Клином на лесистых холмах налево. Сам я вряд ли буду в Петербурге, ибо боюсь его, хотя и очень хочется видеть тебя, Боба, Колю и т. д. Вернее всего, побываю у вас в мае. Ведь на святой будут концерты; приедет Тафанел и Диемер из Парижа, с коими придется возиться, а мне, ей-Богу, теперь, кроме своих, решительно никого не хочется видеть. Я очень рад, что ты хочешь писать драму, но еще лучше было бы писать комедию, рассчитанную на силы наших артистов. Очень жаль, что ты так много времени потерял на либретто для Кленовского[31]. Извини, Модя, но я нисколько не жалею, что не буду писать «Пиковой дамы». После неудачи «Чародейки» я хотел реванша и готов был броситься на всякий сюжет, и тогда мне завидно было, что не я пишу. Теперь же все это прошло, и я непременно буду писать симфонию, а оперу стану писать, только если случится сюжет, способный глубоко разогреть меня. Такой сюжет, как «Пиковая дама», меня не затрагивает, и я мог бы