по улицам и лагерю, стреляя зажженной паклей, пропитанной в дёгте. Эти стрелы были предусмотрительно заготовлены ещё в Рамуне и прибегать ранее к ним не приходилось. Сейчас настало время летящего огня и палатки зажигались словно факелы, люди горели и падали, катаясь от боли по земле и умирая. Вторая волна просто расстреливала выбегающих солдат в одном исподнем, а третья добивала. Тоже происходило в городе. Словно коршуны из ночи полетели арии на спящий город и тысячи огненных стрел взмывали в небо и сыпались на дома, вызывая многочисленные пожары. Люди выбегали на улицу, не понимая, что происходит, в ужасе пытаясь потушить огонь. Выбегавшие солдаты спросонья путались в одежде, пытаясь надеть её на ходу, таращили глаза, пытаясь понять, что происходит. Вторая волна летела следом за первой и расстреливала растерявшихся, как охотник куропаток на лету. Третья волна накрыла город и те, кто выжил на улицах, были смяты и добиты. Это был не бой, а бойня. Через час всё было кончено, тысячи трупов наемников лежали на улицах, дворах, во дворе казармы, тюрьмы, городской управы и резиденции наместника. Ашхун велел трубить отбой. Подсчитывались потери, собирали раненых, приводили живых вражеских солдат и запирали их в тюрьме. Наместник и комендант были схвачены и приведены к Ашхуну на допрос. Он сидел на крыльце одного из домов и пил своё любимое кислое молоко. Вытерев губы, он спросил коменданта: «Где император?»
Комендант презрительно усмехнулся и ничего не ответил. Ашхун дал знак двоим воинам и те, оттащив его в сторону и бросив на колени, одним ударом отсекли ему голову. Всё повторялось как прежде. Дым от пожаров стлался по земле, треск пламени и красные от недосыпания глаза этого дикого воина сделали своё дело и наместник, задрожав всем телом, бросился на пол и начал ползать на коленях, прося, чтобы его пощадили. Он стонал и умолял, целуя сапог Ашхуна, чтобы его оставили в живых, и с большим трудом удалось его успокоить, дав воды. Зубы его стучали и клацали о чашку, на него было противно смотреть. Ашхун сказал:
– Я подарю тебе жизнь, презренный, если ты ответишь мне, где сейчас император.
Наместник заплакал и умоляюще заскулил:
– Не знаю, не знаю, клянусь, великий северный воин, не знаю. Никто не знает.
Ашхун нахмурился, и меж бровей его пролегла глубокая складка.
– Нет, нет, вы не поняли, я скажу, я всё скажу. Немногим известно, но я предполагаю…», – его тон стал вкрадчивым, – «что его императорское величество сейчас находится…», – вкрадчиво продолжал наместник – «у некой женщины, проживающей неподалёку отсюда».
– Где? – и Ашхун встал, взяв карту, и сунул её под нос наместника.
– Показывай, где.
Наместник внимательно посмотрел и указал тот маленький городок возле столицы, о котором сказал наместник Кирки: «Здесь, здесь она», – палец его дрожал и Ашхун понял, что тот не врёт. Информация была верной.
– Ты
