Молодой явно не хотел, поэтому пулей залетел в первый кабинет и вскоре вышел оттуда, сгибаясь под тяжестью пластикового черного мешка. Парень оставил ношу у наружной двери и быстро оббежал еще три комнаты, из каждой вынося по паре скоросшивателей с документами. Все это полетело в мешок.
Старший в это время срывал графики и таблицы со стен. Закончив, подошел к системному блоку (тот оказался развинчен), снял крышку, достал жесткий диск, вскрыл корпус отверткой и старательно разбил содержимое молотком.
Где-то продолжала надрываться сирена.
К последней двери они подошли вместе. Здесь пахло сыростью, плесенью, аммиаком и мокрой шерстью. Фоном звучало нечто похожее на ворчание, вошканье, поскребывание.
Старший протянул молодому несколько упаковок лекарств.
– Добавь им в кормушки. Хватит, чтоб слона убить. Анафилактический шок – и все дела… Их все равно придется ликвидировать.
– Ствол бы здесь лучше подошел, – произнес молодой уже более спокойным, но все равно чуть дрожащим голосом.
– Тут режимный объект, нельзя. Всё, иди! Я подожду в конце коридора. И смотри у меня… Не забыл, что говорить? Практиковали экспериментальный метод лечения для больных редкой генетической патологией. Любая комиссия из научных светил подтвердит. Уж тут Папа посодействует. Жаль, от трупов не избавиться. Главное, лишнего не ляпни. Если все всплывет, нас даже в Зимбабве найдут. Тут не военной прокуратурой пахнет, не тюрьмой, нет. Но мы сами на это вызвались. И доведем до конца. Долго эта бодяга с эвакуацией не продлится. Узнать бы, какой ублюдок навел на нас проверку, я бы его самого… в вольер посадил. Через месяц приступим к работе, пришлют новые образцы… Все будет пучком.
С этими словами он ушел, что-то нервно напевая про себя. Его шаги постепенно стихли в коридоре за дверью.
Постояв еще пару секунд, молодой подошел к пожарному щиту на стене и снял топор.
– Мало ли что, – сказал он сам себе вслух. – Так спокойнее. Это лабораторные животные. Ничего больше. Просто животные.
Он открыл по очереди два замка и взялся за ручку последней двери. В нос ему ударила резкая вонь.
Это была самая большая комната: метров шесть в длину и чуть больше в ширину.
Все сложное оборудование уже разобрали и вывезли, и левая половина помещения была почти пуста. Там стоял только старый операционный стол с ремнями для фиксации туловища и конечностей. Да еще кресло, похожее одновременно на зубоврачебное и гинекологическое, тоже с фиксаторами, но уже стальными. Рядом стояли сломанная кварцевая лампа и облезлое эмалированное ведро.
Зал был разделен на две половины проволочной сеткой. И эта же сетка делила правую сторону на несколько секций. Это был загон. В вольерах стояли железные кровати, где на старых ватных матрасах, без одеял спали подопытные.
– Эй, вы, жертвы аборта.