– Не велика потеря, – согласился Пизон и сам удивился своим словам. Служить под началом такого командира наверняка сущий кошмар. Другое дело – Тулл: не просто хороший центурион, но и порядочный, честный человек.
– В нашем легионе были такие командиры, – проворчал Вителлий. – С ними быстро управились.
– Говорят, всего убили, по крайней мере, двадцать центурионов и одного трибуна. Вы об этом слышали? – спросил Гай.
– Да, – ответил Пизон и добавил для достоверности: – Только цифры немного меняются – в зависимости от того, кто рассказывает.
– И сколько вина он выпил, – добавил Вителлий, подмигивая. – Некоторые полагают, что на двадцать миль в округе не осталось ни одного командира, не считая тех, кто укрылся в принципии.
Все засмеялись.
– Слышали о центурионе из Стремительного? – спросил Гай.
– Сейчас столько всяких историй рассказывают, – ответил Пизон. – Ты о чем говоришь?
– О крысе, которая добавляла в поклажу легионеров перед маршем свинцовые бруски, чтобы груз была в полтора раза выше установленного.
– Слыхал про такое, – подтвердил Вителлий, кивая. – Та еще подлянка.
– Он свое получил, – с гордостью сообщил Гай. – Отправился искупаться в Рейне – с привязанными к подошвам свинцовыми брусками. Оказалось, мерзавец хороший пловец – долго не тонул. В конце ребята сделали его мишенью для дротиков.
– Такой смерти не позавидуешь, – ляпнул Пизон, не подумав.
– Похоже, он заслужил ее, – вставил Вителлий.
– Заслужил. И он, и остальные, – поддержал Пизон и заметил, что в глазах Гая мелькнул огонек недоверия. Он проглотил последнюю ложку каши и извиняющимся тоном сказал: – Не знаю, как ты, Теллий, а мне пора на боковую. Спасибо еще раз, Гай.
Кивая в ответ на благодарность, тот осмотрел Пизона с ног до головы.
– Вы из какого легиона?
– Из Двадцатого, – соврал Пизон, не зная, какой легион лучше назвать.
– Из какой когорты?
Простой вопрос застал врасплох, как камень, выпущенный из пращи. Гай знал людей из одной-двух когорт, может быть, из нескольких – и пытался поймать гостей на лжи. Если ошибиться, ткнуть пальцем не туда, их разоблачат еще до того, как в чашках высохнут остатки каши.
– Из Десятой, – прохрипел Пизон; во рту у него пересохло от страха, поэтому слова дались ему с трудом.
На лице Гая напряжение сменилось разочарованием.
– У меня были приятели в Третьей и Четвертой.
– Может, я их видел, но не знаком. Сам знаешь, как это бывает.
– Знаю, – сухо бросил Гай и обернулся к палатке: – Марк! Ты как-то говорил, что у тебя знакомые в Десятой когорте Двадцатого?
– Парочка, может, найдется, – донесся ответ.
В отчаянии Пизон