Император взмахнул рукой:
– Можешь идти, капитан.
Юсо поклонился и попятился прочь.
Дождавшись, когда он окажется вне пределов слышимости, император заговорил:
– Мой дядя может обладать большей военной мощью, леди Эона, но у него нет ни императорской жемчужины, ни твоей силы.
– Моей силы, ваше величество? – Я впилась ногтями в золотой пион, вытравленный на фляге. – Вы просите призвать дракона для войны?
– Войны? – Император покачал головой. – Не будет никакой войны. Вот зачем нужно время для законных притязаний – чтобы избежать подобного бедствия. У меня есть древний символ суверенитета, – он коснулся жемчужины на шее, – и поддержка Зеркального заклинателя, символизирующего обновленную силу. Дядя увидит, что его притязания ничего не стоят против моих.
Я знала, что не искушена в управлении государством, но не сомневалась, что верно оценила честолюбие Сетона. И его безжалостность.
– Ваш дядя не полагается на символы, ваше величество, только на насилие. Он уже провозгласил себя императором, с жемчужиной или без нее.
Рука Киго вновь потянулась в горлу.
– Ты не понимаешь. Без этой жемчужины он просто не может занять трон. Именно она удерживает драконов с нами – печать нашей божественной сделки.
– Значит, он убьет вас и заберет ее.
На краткий миг все мои чувства свелись к жаркому шепоту жемчужины под моими пальцами и к пламенным намерениям Кинры. Я сжала кулаки, сражаясь с воспоминаниями.
– Если он заберет ее, то убивать меня не придется, – сухо промолвил император. – Камень теперь часть моей хуа, мы связаны кровью. Я умру, если снять жемчужину.
– Часть вас? – удивилась я. – Не понимаю.
– Сказано, что жемчужина – это живая связь с драконами. Как только она вшивается в императорское горло, двое соединяются навеки через кровь. Именно поэтому переносить ее с тела мертвого императора в живого наследника нужно менее чем за двенадцать вдохов. Иначе жемчужина погибнет, и печать нашей сделки исчезнет.
Я оглядела золотую оправу камня и насчитала двенадцать стежков золотой нити, расходившихся от нее в разные стороны. Верхние три смотрелись еще аккуратно, а вот остальные были сделаны как попало, и плоть вокруг них до сих покрывали синяки и кровавая корочка.
– Двенадцати вдохов, похоже, маловато для столь деликатной работы, – заметила я.
Император хохотнул:
– Двенадцать стежков на горле менее чем за полторы минуты. Как видишь, мой лекарь нервничал и очень торопился.
– Наверное, очень больно.
Киго заколебался, будто вел как-то внутренний спор, а потом посмотрел мне прямо в глаза.
– Такой боли я никогда в жизни не испытывал, – вздохнул император, и я знала, что подобная откровенность – огромный шаг, как для него, так и для меня. – Жемчужина крепится к горлу двенадцатью когтями. Они прокалывают кожу, и в каждом есть маленькое ушко,