Я быстро оделся и стал медленно пробираться к двери.
– Я не собираюсь терпеть это каждый день! Хватит! Я тоже человек! – плакала мама.
– А кто ж тебя вынуждает, – проговорил отец, садясь за стол и доставая сигарету. – Вон, посмотри-ка направо. Видишь дверь? Так знай же, она для тебя всегда открыта, – и, выпуская дым, добавил, – дорогая.
– Подлец, какой же ты подлец! Всю жизнь мне исковеркал! – раздражённо вскрикнула мать.
За этим последовал резкий удар со стороны отца.
– Запомни раз и навсегда, обзывать себя я никому не дам, тем более, тебе! Ты для меня никто и ничто и жениться на тебе я не хотел, да только родня заставила, будь они не ладны. Ну не люблю я тебя, не повезло тебе со мной, с этим я согласен и вины твоей здесь нет. Так уж получилось. Я не изменюсь и всегда будет так, как есть. Твоя воля – уйти или остаться. Делай, как знаешь, мне, если честно, всё равно. Всё, устал я, пойду спать.
– Да, иди, может твоя Мариночка тебе приснится, – язвительно откликнулась мама.
Отец схватил пепельницу со стола и бросил её в мать. Она попала ей в плечо, рухнула на пол и разбилась, разбив и мою крохотную, едва начавшуюся жизнь.
– Закрой свой рот и проваливай отсюда, видеть тебя не могу!
– Проваливай, да? Да ты просто слабак, вот ты кто! Не смог за своё счастье ухватиться, жениться на любимой Марине и похитить её смелости не хватило! Так своё горе на мне вымещаешь. Слабак ты, а не мужик!
Отец в бешенстве набросился на мать, но она быстро схватила палку, стоявшую у дверей, и ударила палкой его по голове. Отец дёрнулся, держась за голову.
– Не смей ко мне прикасаться! Ты мне больше никто! – со злость отчаянья прокричала она.
– Проваливай отсюда, – процедил сквозь зубы отец, – это ты мне больше не жена!
Тут мать обернулась и увидела испуганного мальчика, прижавшегося к стене и плачущего от ужаса и непонимания происходящего. Она быстро схватила меня за руку и сказала:
– Идём, ноги моей больше в этом доме не будет!.
Отец же сел на диван и смотрел огорченными и одновременно озлобленными глазами нам вслед. И на кого он больше злился, на жену ли за то, что ушла, оскорбив его как мужчину, на себя ли за то, что погубил её жизнь или на родственников за то, что не позволили жениться на любимой, а заставили на ней, неизвестно… – рассказывал Саид, сидя под деревом в нашем любимом парке.
– Тяжёлая была у него жизнь и характер нелёгкий, – в задумчивости добавила Амина – не знаю правильно ли я делаю, рассказывая тебе все это?
– Вы хотите отказаться от интервью? – спросил начинающий журналист.
– Ладно уж, спрашивайте… И ко мне можешь на ты обращаться..
– Амина, а что ты чувствовала, когда он тебе, можно сказать, открывал душу? – со вздохом продолжил Мурад
– Мне было интересно и даже, кажется, это меня прельщало. И жалость была, да, но этого не записывай, ему бы это не понравилось.
– Что же