Счастье. Идеально. Любовный романс. Константин Кропоткин

положила его на стол и даже перевернула экраном вниз.

      – Ешь, – приказала Рита.

      – Ем, – и Вера потянулась за хлебом, а следом за чем-то еще, без мысли, без явного желания.

      А на столе был и нежно-коричневый, усыпанный белой мукой багет, и пахучие сыры, и колбаса разная, в ломтиках пергаментно тонких, и дольки местных разноцветных помидоров, и пупырчатый огурец, и сахарно-желтые дынные дольки. И только черный хлеб, который привезла Вера, был тут нездешним, – он и выглядел привозным, неуместным, его никто не ел. Вера тоже не прикоснулась к нему, нарезанному на ломти и уложенному отдельно в плетеную корзинку.

      Вера напрасно привезла черный хлеб. Она и сама напрасно приехала, – так подумала Рита, чувствуя как подкатывает к горлу ненужное раздражение.

      – Как спала? – Рита сглотнула ком, – Хорошо?

      – Теперь да. Я же таблетки пью.

      – А я пью, – сказала Рита.

      Она хотела продолжить, но Вера не переспросила, как не переспрашивал никто, как никого никогда не интересовало, что же хочет сказать Рита на самом деле, как, наверно, и самой ей не нужно было знать в полной мере, чего на самом деле хотят другие, пока живут, довольствуясь тем, что имеют, – видимостью, приличиями, ритуалами, фальшивыми словами.