укоризненно, и дергал отца за руку. Он устал, ему надоело, что папка с чужой теткой разговаривает. Отец смеялся, а малыш дергал его за руку и просил: -Пойдем, пойдем…) Когда бомж снял очки, я с криком радости, повисла у него на шее. У пацанов на перроне, что, как на параде, взглядом сопровождали меня, даже челюсти деформировались, как-то дружно высунулись вперед и отпали. Они так и остались стоять с открытыми ртами. А тетка, что проходила мимо, повернулась и назвала меня малахольной. (Я не больно сильна в кулинарии, путаюсь во многочисленных рецептах, но знаю, что есть соленые огурцы, а есть малахольные.) Это был Чавось. Если бы вы видели, что было в доме, когда я его притащила. Мы его три дня отдраивали и никуда не отпускали. Цыган его переодел, пообещал грандиозный шашлык. Мы были на десятом небе, как будто встретили самого любимого родственника. Больше всех обрадовался Немой. Он даже как-то преобразился внутренне, ожил. Стал чаще улыбаться, перестал копаться в моих мозгах. Он не догадывался, но я всегда знала, о его присутствии. Однажды вечером Чавось предложил мне прогуляться. Незаметно наш путь привел нас к берегу Днепра, из всей красоты, к которой я не то, что была безразлична, но, как и множество людей не замечала ее, мне в глаза кинулись многовековые ивы, стоящие вдоль берега и раскинувшимися ветвями, пьющие воду из Днепра. Редкие прохожие обращали внимание на необычную пару-мужчина в дорогом спортивном костюме, держал бережно молодую девчонку, в джинсовых брюках и батнике, мужского покроя. Они шли молча не спеша, приближаясь к цели, известной только им двоим. Мужчина иногда поправлял темные очки-капельки, походка его, со стороны, выглядела усталой и слегка качающейся, как у матроса, недавно сошедшего на берег. Дочь гуляет с слепым отцом: -зациклились на мысли прохожие, и это было настолько очевидно, что даже хотелось посмотреть на себя со стороны. Все, по просьбе трудящихся. Чавось показал желательную мне картинку. Я от неожиданности от шарахнулась в сторону. Мне показалось, что Чавось улыбнулся, напугав меня. Сама дура, забыла какие монстры меня окружают. Самое удивительно, что я совсем не почувствовала действия ментала. Голова не болела, весь организм усыплен спокойствием, чувствовалась какая то незримая сила, надежность, уверенность в будущее. Что мне нравилось в Запорожье, то, что всегда, даже не в зонах отдыха, можно было найти лавочку, с неизменно прилагающийся к ней урной. Можно было просто сидеть и смотреть на Днепр, неторопливо несущий свои воды, на остров Хортицу, виднеющийся невдалеке, на этих лавочках всегда хорошо думалось. Я любила эти лавочки и иногда засиживалась на них до вечера. Пройдет совсем мало времени, и не жители Запорожья, а маленькие малолетние ублюдки, уничтожат все лавочки, пустив их через многочисленные пункты приема метала, на сигаретный дым и наркотики. Вместо лавочек оставят окурки и использованные шприцы. Чавось все откладывал и откладывал разговор, я чувствовала, что ему было тяжело, я уже мысленно приготовила к расставанию, я просто знала, что такие
